Салем погладила шерсть Джуни, находя успокоение в тепле ее мягкого тела, как в тот роковой день, воспоминания о котором промелькнули перед глазами. Джуни, с ее прекрасной золотистой шерстью и еще более прекрасным сердцем, – единственное существо на этой земле, которому было не все равно, что Салем пропала, и которое предприняло что-то, чтобы найти ее.
Салем почтительно, как ее мать учила вести себя на публике, сидела на похоронах и смотрела на тело своего деда, Джуни рядом с ней.
Смерть была достаточно любопытным понятием. Запланированная или незапланированная, с травами или без, насильственная или естественная, она была единственной универсальной истиной, о которой все лгали. Большинство взрослых, с которыми она сталкивалась, проводили свою жизнь, не задумываясь о ней, пытаясь избежать ее, и в то же время направляясь прямо к ней. Она не знала, понимали ли они то, что понимала она в столь юном возрасте, – смерть была неизбежна. Она преследовала каждого с момента первого вдоха и настигала в последний.
Может быть, именно поэтому она была так заинтригована ею сейчас, тем, что происходило после того, как она пришла и покорила смертных существ.
Не такая уж маленькая Салем, в свои двенадцать лет, находила последствия смерти захватывающими.
Она посмотрела на деда и наклонила голову набок, как ее мать всегда запрещала ей делать, потому что это не подобает юным леди из хороших семей.
Ее мать деликатно всхлипывала по другую сторону его неподвижного тела, прижимая к носу изящный платок, ее плечи тихо вздрагивали в объятиях отца. Салем не сомневалась, что ее матери было грустно.
Салем тоже было грустно. Она протянула руку и погладила Джуни по мягкому меху, она казалась такой теплой. Теплой и всегда в движении. Вспышки воспоминаний пронеслись перед ее глазами: Джуни шла за Салем, когда та отправлялась исследовать лес за их большим домом, покрывала ее лицо поцелуями, когда она возвращалась из школы, толкалась в ее руку, когда хотела, чтобы ее погладили, и лежала рядом, когда Салем оставалась одна. Джуни, хоть и считалась семейной собакой, была единственной, кто любила Салем такой, какая она была, и никогда не хотела, чтобы она менялась, несмотря на то, что мать называла ее «эксцентричностью».
Джуни терлась о Салем в своей успокаивающей манере, чуть медленнее, поскольку была старше, и Салем знала, что будет скучать по ней, очень сильно, когда Джуни уйдет.
Пока она сидела в похоронном бюро, в ее голове крутился вопрос.
— Что теперь будет с его телом? — спросила она и прикусила губу, как только слова вырвались у нее, словно хотела вернуть их, усомнившись, что сейчас лучшее время для удовлетворения своего любопытства. Она всегда так делала – открывала рот в неподходящий момент и говорила не то, что нужно. Она не хотела, чтобы они прозвучали неправильно, просто так получалось, ее социальные сигналы были немного сбиты. Мать этого не говорила, но это их смущало. Салем не была с этим полностью не согласна.
— Заткнись, фрик, — пробормотала старшая сестра, даже на похоронах набирая текст на своем телефоне, хотя к этому моменту почти все уже ушли.
Оливия. Изысканная, правильная Оливия. Идеальная Оливия, зеница ока своей матери. Безупречная Оливия, свет в жизни ее отца. Гадкая Оливия, которая была проклятием ее существования.
Салем не знала, какими должны быть старшие сестры, но, если все они были такими, как она, мир был обречен. Не то чтобы Оливия была плохим человеком. Нет, на самом деле Салем видела, как ее сестра сияла и была мила со всеми, кто ее окружал, помогала людям, дарила улыбки и получала награды. Все любили Оливию. Все души не чаяли в Оливии. Все ждали Оливию. Все, кроме нее.
Она не знала почему, не понимала, и, честно говоря, ей было все равно.
Еще недавно она ожидала бы, что родители, возможно, поправят старшую сестру и сделают ей замечание за то, что она назвала ее фриком. Но больше нет. Теперь она притворялась взрослой и использовала слова вроде «выговор» в своей голове, чтобы огрызаться на всех, поскольку взрослые в ее жизни не беспокоились о том, чтобы это делать.
На самом деле это была даже не их вина.
Она уже понимала, что почти всем не нравится, когда кто-то копается в мертвых животных и вскрывает их, чтобы посмотреть на внутренности. Судя по книгам, которые она читала во взрослой части библиотеки, подобные увлечения детей обычно были прецедентом преступного поведения. «Прецедент». Это было ее новое любимое слово недели.
Однако она не считала себя преступницей. Она не хотела никого убивать. На самом деле, от этой мысли ее тошнило. Она просто хотела вскрывать уже мертвые тела и смотреть на их внутренности, чтобы узнать, почему и как они умерли. Именно причина увлекала ее больше, чем сам факт смерти.
— Можно мне побыть с ним минутку наедине, Хавьер? — всхлипнула мать, поворачиваясь к отцу.
— Конечно, моя дорогая, — согласился отец и кивнул одному из сотрудников, его смуглая кожа, как у Салем, казалась ярче в резком свете клиники. — Выведите детей.
Оливия направилась к двери еще до того, как он произнес последнее слово, энергично набирая текст на телефоне, который, казалось, был приклеен к ее рукам. Салем задавалась вопросом, с кем она так много переписывается. Ее собственный телефон в кармане был тяжелым, как кирпич, и в основном использовался для чтения и просмотра фильмов, а также для того, чтобы тайком просматривать форумы, на которые ей было рано заглядывать в силу возраста. Но именно там она обычно находила самое интересное.
— С кем ты разговариваешь?
Слова вырвались у Салем раньше, чем она успела их остановить. Дважды за пару минут. Ей нужно было исправляться. Ноги сами понесли ее за сестрой на улицу, и она повернулась, чтобы посмотреть на Джуни. Сердце Салем сжалось от редкой неподвижности, вызванной старостью ее покрытой шерстью подруги, которая раньше была активной и игривой.
— Не твое дело.
Она вновь перевела взгляд на Оливию и зачарованно наблюдала, как румянец заливает хорошенькое лицо ее сестры. Оливия редко краснела. Хотя Оливия не очень ей нравилась, она знала свою сестру вдоль и поперек. Очень интересно.
Салем запрыгнула на один из скрипучих стульев в холле, ее ноги в кроссовках болтались, слегка касаясь пола. Сестра села на стул рядом с ней, поставив пятки на пол.