— В таком случае… — Она сделала шаг назад и взяла его за руку, выводя из ванной. Он последовал за ней, пригнувшись под дверью из-за своего огромного роста.
Она быстро переоделась в шорты и майку, стоя к нему спиной, а он натянул свой свитер. Пока он проверял свой телефон, она медленно подошла к своей доске и, обернувшись, увидела, что он наблюдает за ней.
Он убрал телефон в карман.
Салем помолчала.
— Могу ли я быть уверена, что ты не используешь это против меня?
Он сложил руки на груди.
— Зависит от того, что там.
Именно такой ответ она бы дала на его месте.
Глубоко вдохнув, она откинула чехол и предоставила ему место в первом ряду в темных, порочных закоулках своего разума.
ГЛАВА 23
И если что-то я любил,
В любви своей один я был.
— Эдгар Аллан По, «Одиночество»
САЛЕМ
Салем со свинцовой тяжестью в животе наблюдала за тем, как впервые кто-то, кроме нее, взглянул на доску расследования убийств. Она не знала, как это могло выглядеть со стороны. Может быть, как одержимость? Страсть? Ни одно из слов не ассоциировалось с ней.
Каз перемещался по комнате, цепким взглядом изучая каждый элемент на доске. Он просматривал заметки, которые она напечатала или нацарапала на полях, нити, соединяющие и проходящие через разные части доски, отчеты, которые она нашла и прикрепила, и фотографии. Он особенно задержался на фотографиях, рассматривая каждое лицо внимательным взглядом, который, как она знала по опыту, не упускал деталей.
Он молча переходил от одного края доски к другому, и ее сердцебиение участилось.
Хотя он встретил ее, когда она склонилась над мертвым телом, это было совсем другое. Это могло быть случайностью, просто невинный свидетель, остановившийся из любопытства. Здесь всё было темнее, намного глубже, детальнее. Здесь проявлялась ее темнота и упорная решимость докопаться до истины. Она показала ему ту сторону своей жизни, которую никогда не хотела никому показывать, и все, кто раньше сталкивался с этой стороной, сразу же отвергали ее, называя странной, и изгоняли из своей жизни.
Салем прикусила губу и поправила очки на носу, нервным движением откинув волосы за спину, стараясь не дергаться и приготовиться к его реакции.
Она не знала, как воспримет, если он отреагирует на ее сокровенные мысли так, как это делали другие, кто лишь мельком заглядывал в ее жизнь. Она не знала, как отреагирует сама. Она была уверена, что внешне сможет держать себя в руках и ничего не выдать. Но внутренне – она не хотела об этом думать.
— Сколько времени у тебя ушло на все это? — спросил он ровным тоном, не выдавая своих мыслей.
Она прикусила внутреннюю сторону щеки и сглотнула.
— Я начала два года назад, но по-настоящему продвинулась в прошлом году.
Он рассеянно кивнул, читая какие-то ее заметки на полях отчета. Ей нравилось, что он не торопился, но она ненавидела тот факт, что он делает это без какой-либо реакции, чтобы подбодрить и успокоить ее измученный ум.
Она наблюдала, как он переходит от фотографии к фотографии, задержавшись на Тане, у трупа которой они познакомились на пляже.
— Она была в моей Школе, — сказал он. — Талантливая.
Салем тоже пришла к такому выводу, когда расспрашивала о ней. Таня была очень талантливой молодой художницей, которую ждало блестящее будущее. Ее смерть казалась очень странной и неожиданной.
— Она была беременна, когда умерла, — сказала ему Салем, о чем почему-то забыла написать в своих заметках. Она увидела, как он резко перевел взгляд на нее.
— Что?
Да, ее это тоже шокировало. Она кивнула.
— Я знаю это из надежных источников. О ее беременности не было известно, но она определенно ждала ребенка.
Каз уставился на фотографию Тани, и на его лице промелькнуло что-то темное, отчего у Салем внезапно скрутило живот совсем по другой причине.
— Ты знаешь кто мог быть отцом? — неуверенно спросила она.
Он покачал головой, но по тому, как напряглись его челюсти, она поняла, что он лжет. Он лгал. Почему? Может, это был его друг? Или это был…?
Ужас охватил ее при одной только мысли об этом.
— Ты не…
— Черт, нет!
Она громко вздохнула от облегчения. Резкое, быстрое отрицание в сочетании с отвращением на его лице подтвердило, что он не имеет к этому никакого отношения. Но он знал, кто причастен, и по какой-то причине не говорил ей об этом. Может, это был член какого-то клуба, в котором он состоял? Поэтому? Он снова защищал ее?
Вопросы кружились у нее в голове, пока она наблюдала за тем, как он изучает каждую мелочь. Наконец его взгляд остановился на неопознанном теле единственного мужчины на доске.
Каз замер.
Сделал шаг назад.
Еще один.
Шагнул вперед.
И впился взглядом.
Он смотрел на фотографию с такой интенсивностью, какой она никогда от него не чувствовала.
Ярость.
Чистая, абсолютная ярость.
Она наполнила воздух чернотой, сделала его плотным, тяжелым для легких, он стал похожим на смолу, тошнотворным и отвратительным. Салем замерла, ощущая его ярость, наблюдая, как его сжатые в кулаки руки дрожат от того, что он, казалось, прикладывает огромные усилия, пытаясь сдержать происходящее внутри него.
— Каз? — тихо позвала она, не желая тревожить его, когда он, казалось, потерялся где-то в другом месте.
Когда он ничего не ответил, она сделала шаг к нему, потом еще один, стараясь не напугать, и положила руку ему на бицепс.
— Эй.
Ее прикосновение, казалось, вывело его из того состояния, в котором он находился. Он повернулся и посмотрел на нее, зрачки его глаз расширились, серый цвет потемнел, и она увидела зарождающуюся бурю. Она не стала спрашивать его, что случилось, – было не время для этого, не тогда, когда он был в двух секундах от того, чтобы взорваться.
Казалось, Каз встряхнулся и вышел из того состояния, в котором находился. Он протянул руку и опустил чехол на доску, скрыв всё из виду, его руки сжимали ткань на секунду дольше, чем нужно, затем он уперся кулаками в стену и прислонился к ней, склонив голову.
Салем посмотрела на доску, на него, и в голове у нее что-то щелкнуло.
Он тоже кого-то потерял. Именно поэтому он был здесь, делал то, что делал, и хранил те секреты, которые у него были.