Она не знала, что именно происходило с ним в тот момент, но если ее подозрения верны, то она знала, что принесло ей немного спокойствия, когда она была в слишком эмоциональном состоянии.
Подойдя к нему сзади, она нерешительно обняла его за талию, прижавшись грудью к его спине, и сжала его. Его руки дрожали от всплеска эмоций, которые она не могла определить, но которые он явно пытался сдержать. Она чувствовала, как он делает глубокие вдохи, чувствовала, как его спина прижимается к ее лицу, и крепко обнимала его, дарила ему точку опоры, как он делал это с ней, проявляла к нему привязанность, как он неосознанно проявлял к ней.
Он позволял ей, не говоря ни слова, не принимая и не отвергая ее прикосновений, просто принимал, их тела соединились, их дыхание синхронизировалось, вдохи и выдохи слились в единое целое.
Она не знала, как долго они простояли так, не знала, как долго она позволяла ему брать, а себе – отдавать, не знала, как долго они так существовали.
Но постепенно, очень медленно она почувствовала, что буря прошла.
Ярость утихала, превращаясь в слабое пламя по сравнению с пылающим инферно, его мышцы теряли жесткость и расслаблялись. Он поднял голову и выпрямился, разжимая кулаки, которыми опирался на стену, и выпрямил пальцы, опуская их к ее рукам, где она держала его.
Он разжал ее хватку и повернулся, и почему-то стало еще хуже.
Потому что в его красивых, ртутных глазах была такая глубокая, настоящая боль, что у нее перехватило дыхание. Салем смотрела на него, чувствуя муку в его глазах внутри своей груди, как будто это ее сердце разрывалось, а глаза горели, и каким-то образом связь между ними заставляла ее чувствовать то же, что и он. Она в любой день приняла бы все его раздражающие ухмылки вместо этой мучительной печали.
Он обхватил ладонями ее лицо, прижался лбом к ее лбу, и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
— Мне нужно идти, — сказал он хриплым голосом.
Салем не хотела, чтобы он уходил, не в том состоянии, в котором он находился. Она не знала, куда он пойдет, что будет делать, и не знала почему, но от одной мысли, что он уйдет вот так, раненный и страдающий, у нее сводило живот.
Но она видела решимость в его взгляде. Он не останется, не в этот раз, даже если она попросит его об этом.
— Ты уверен? — спросила она, потому что не была уверена. Он ничего не сказал ей о доске, ничего о том, почему он так отреагировал, и, хотя Салем никогда не стремилась к одобрению, сейчас она чувствовала себя уязвимой, ей нужен был хоть один знак, что его не отталкивает то, что она ему доверила, что это – его собственные демоны преследуют его, а не ее. Ведь если бы это было так, она бы держала оборону.
Но он не подал ей знака.
Он просто отпустил ее лицо и отступил назад.
Не говоря больше ни слова, он подошел к двери и выскользнул наружу, забрав с собой всю энергию, лишая ее сил. Салем сидела на кровати и смотрела на дверь, через которую он вышел, размышляя, не стал ли он еще одним человеком в жизни, который бросил ее.
ГЛАВА 24
Жизнь ломала меня и била,
но мне хочется думать, что я стала лучше.
— Чарльз Диккенс, «Большие надежды»
КАЗ
Каз уклонился от удара и, размахнувшись, ударил противника сбоку по ребрам, услышав, как по залу разносятся ругательства.
— Черт возьми, что на тебя нашло? — крикнул Барон из-за ринга, наблюдая, как Каз выбивает дерьмо из одного из своих юниоров.
Каз не удостоил его ответом, а просто ударил парня напротив себя раз, два и еще раз, после чего снял капу и перепрыгнул через канаты.
Он услышал, как Барон обогнул ринг и подошел к нему, его блестящие туфли щелкали по полу спортзала. Кто, блядь, вообще носит такую обувь в гребаном спортзале?
— Хочешь поговорить о том, почему ты чуть не сделал из Пола фарш? — Барон прислонился к стене, пока Каз быстро принимал душ и приводил себя в порядок, не обращая на него внимания. Его член все равно был больше.
— Отвали, Уитмор. — Он надел свою обычную темную одежду и ботинки и перекинул сумку через плечо.
Барон только улыбнулся.
— Ты не собираешься иметь ничего общего с золотоглазой великолепной красавицей, не так ли? Если да, и если ты покончил с Салазар, дай мне знать…
Каз схватил парня за рубашку и впечатал его в стену прежде, чем тот успел закончить предложение.
— Держись от нее подальше, — прорычал он ему в лицо, и ублюдок рассмеялся.
— О, тебе пиздец, Ван-дер-Ваал.
Каз просто впился в него взглядом, чувствуя, как ярость, которая никогда не покидала его, разгорается всё ярче.
Барон оттолкнул его и отошел в сторону.
— Ты в полной заднице, если заявишь на нее права, потому что тогда у них будет рычаг давления на тебя, и ты в полной заднице, если не заявишь, потому что они заставят кого-то другого заявить на нее права. Вот такая дилемма.
Каз не хотел обсуждать это, не с этим ублюдком, и ни с кем другим. Ему и так хватало забот.
— Они все равно знают, что ты ее преследовал, — Барон продолжал говорить, засунув руки в карманы брюк. — Бросался на всех парней, которые рисковали посмотреть на нее дважды. Это всё еще вполне объяснимо. Ты мог бы оправдаться тем, что следил за ней, и это бы прокатило. Но теперь здесь попахивает сексом. — В голосе парня звучало почти ликование. Если Каз был хаосом, то Барон – манией. Они были похожи в некотором смысле, но отличались в исполнении.
— Как я уже говорил, — ровно ответил ему Каз, застегивая сумку и собираясь уходить. Было уже поздно, и спортзал закрывался через несколько минут. — Она тебя не касается.
— О, ты ошибаешься. Кстати, ты знаешь, что объект твоей маленькой одержимости шантажировали, когда она была несовершеннолетней?
Каз замер, его чувства обострились.
— Что?
— Я позволю ей самой рассказать тебе эту историю, — великодушно предложил Барон. — Она довольно захватывающая.
Откуда, черт возьми, этот придурок знал все секреты этого места?
Но он был хорош в этом. Именно поэтому Барон был незаменимым помощником и занозой в заднице. Свет в спортзале постепенно начал гаснуть. В этом заключалась проблема маленьких городков – ничего не работало допоздна. Каз направился к выходу, зная, что Барон идет прямо за ним.
Каз знал, что тот подозревает, а может, даже знает о нем что-то. С тех пор как он сделал телефонный звонок и навел о нем справки, а Эрик не смог защититься от него полностью, только слегка. Но, что удивительно, Барон не сказал ни слова ни им, ни ему, просто уклонялся от любых наводящих вопросов о Казе.