Однако Каз не доверял этому ублюдку. Он был уверен, что Барон просто держит свои карты при себе и выжидает время, а когда оно выйдет, вывесит все секреты, как грязное белье.
— Что тебе нужно? — процедил Каз. У него не было терпения на игры, особенно в последние два дня. С тех пор как он покинул комнату Салем в воскресенье, Каз практически исчез из кампуса. Было ли это дерьмово с его стороны – исчезнуть, не сказав ей ни слова? Да. Но нужно ли ему было пространство, прежде чем он что-то разрушит? Да. Ему нужно было пространство, чтобы разобраться в себе, перегруппироваться, подумать, а он не мог сделать это рядом с ней, не рассказав ей всей правды.
Лицо мужчины стало серьезным, или настолько серьезным, насколько Барон мог быть.
— Просто хотел предупредить тебя. Салазар подала заявление вчера.
Черт, черт, черт, черт.
Эта бесстрашная маленькая дурочка.
Она и понятия не имела, что только что сделала. Она открыла сезон охоты и вышла на поляну – идеальная маленькая жертва. Она сделала себя законной добычей, потеряв иммунитет, который обеспечила ей сестра.
В этом была и его вина. Ему следовало быть более честным с ней. Может быть, если бы он рассказал ей обо всем, она бы прислушалась к его предупреждению.
А может, и нет.
Может быть, она бы очертя голову бросилась навстречу опасности, потому что именно так она и поступала, не заботясь о собственной жизни, никому не доверяя, не веря, что по ней кто-то будет скучать. Он знал ее достаточно долго, наблюдал за ней достаточно долго и слышал разговоры о ней в кампусе достаточно долго, чтобы точно знать, что она думает о себе и что она хотела бы умереть вместо своей сестры.
Возможно, теперь ее желание исполнится.
Проведя пальцами по волосам, он разочарованно вздохнул.
— Зачем ты мне это рассказываешь? Какая тебе от этого выгода?
Барон посмотрел в сторону, нахмурившись.
— Хочешь верь, хочешь нет, но никакой. Я просто оказываю услугу тому, кому небезразлична твоя маленькая муза.
Адити. Адити, должно быть, попросила Барона присмотреть за ее подругой, и, похоже, она была единственным человеком, которому Барон оказывал какие-либо услуги. Хотя они были осторожны, никогда не появлялись вместе в кампусе или на людях, Каз присматривал за Адити после того, как стал ближе с Салем, и, о чудо, обнаружил, что Барон тайком ходит с ней. Каз достаточно хорошо знал этого парня, чтобы понять, что это происходит лишь до тех пор, пока девушка служит его целям. Как только это прекратится, он от нее откажется.
Каз просто кивнул, не озвучивая своих мыслей. Если ситуация стала бы хуже, он без сомнений использовал бы Адити против Барона.
Парень кивнул в ответ и ушел.
Каз вышел из спортзала в поздний вечер, прохлада в воздухе становилась всё сильнее и сильнее по мере того, как проходили дни. Он засунул руки в карманы и пошел из городка, где находился спортивный зал, к кампусу, по дороге обдумывая происходящее, чтобы привести свои мысли в порядок.
Когда он увидел ее доску, полную деталей расследования, не уступающего копам, которых он когда-то знал, он был поражен. Он ожидал увидеть что-то на доске в ее комнате, но не то, что нашел, не мысли и заметки, нацарапанные аккуратным почерком на полях, не догадки, втиснутые во все места, которые она могла найти. Он не ожидал увидеть на доске отражение ее ума и внимания к деталям.
Люди называли ее холодной, фригидной, бесчувственной, и он понимал почему. Для любого, кто смотрел со стороны, от нее веяло холодом, ее лицо застыло в бесстрастной маске, на которой почти не было выражения, никакого интереса ни к чему вокруг, только брови двигались или подбородок был надменно приподнят, что заставляло любого, кто стоял перед ней, чувствовать себя грязью под ее ботинками. Единственным свидетельством жизни во всем ее теле были глаза. Эти гипнотические, волшебные глаза. Единственный видимый огонь среди ее льда.
Поначалу он тоже считал ее ледяной, как и все остальные, но со временем, стал подталкивать и провоцировать ее, просто чтобы увидеть ее реакцию, увидеть, отреагирует ли она. И постепенно, в перерывах между нарочитым вызовом и решительным преследованием, он увидел ее, узнал ее, и понял, что был неправ. Люди ошибались, они не знали ее, не так, как он.
Она прятала свой огонь от мира за ледяной стеной, а внутри горела так ярко, с такой страстью, пылкостью и силой, каких он никогда не видел. Она была ранена жизнью, отвергнута миром, брошена теми, кого любила, и поэтому создала вокруг себя такую прочную оболочку, что она казалась непробиваемой, заставляя любого, кто смотрел в ее сторону, думать, что там нет ничего стоящего, что стоило бы узнать, что стена – это всё, что есть.
Но это было не так. Ему потребовалось время, но постепенно, шаг за шагом, удар за ударом, он приоткрыл ее достаточно широко, чтобы проскользнуть внутрь, и оказался в ее сердцевине – мягкой, уязвимой, чуткой, и от нее исходило столько боли, что всё, чего он хотел – это стать ее стеной, чтобы никто и ничто не могло причинить ей боль, не пройдя через него.
А думать так было опасно.
Ведь в то время как она играла со своей жизнью, он начал играть со своей задолго до ее появления в Мортимере, по причине, не отличающейся от ее.
Она начала всё это из-за погибшей сестры.
Он начал всё это из-за своего пропавшего брата.
Вернее, брата, о смерти которого он подозревал, но не знал наверняка до позавчерашнего дня.
Его старший брат, который был его единственной семьей, единственным родителем, лучшим другом, пока не поехал учиться в Мортимер и не исчез, не оставив после себя ничего, кроме письма, которое пришло Казу через несколько недель, – сработала система безопасности, вызванная его исчезновением. Это письмо привело его к Эрику, соседу его брата по комнате, единственному, кто знал правду о нем.
В глубине души Каз уже давно знал, что его брат мертв. В мире не существовало силы, которая могла бы помешать брату связаться с ним на протяжении стольких лет. Именно за ответами он и приехал в Мортимер.
И в ту ночь он их нашел в ее комнате.