И он был твердым.
Боже правый.
Он взглянул на нее, его глаза сияли и горели в полумраке, а затем вернулся к холсту. Тогда она заметила, что одна его рука держит палитру с красками, цвета которых она не могла разобрать, а другая, правая, доминирующая рука, быстрыми мазками двигается по холсту.
— Убери одеяло, — приказал он ей, и Салем крепче вцепилась в него.
— И умереть от переохлаждения? Как ты? Нет, спасибо.
Она увидела, как он закатил глаза.
— Здесь не так уж и холодно.
Глядя на него, никто бы не сказал, что это так. Он был просто… теплым. Она сомневалась, что он когда-либо в жизни чувствовал холод, не так, как она, прямо в душе.
— Казимир Ван-дер-Ваал. — Она впервые назвала его полным именем. — Где моя одежда?
Его рука остановилась на холсте.
— Внутри. Это…
Его колебания заставили Салем нахмуриться. Казалось, он что-то обдумывал, прежде чем посмотреть на нее.
— Договор о доверии, — сказал он, вспомнив их разговор в ванной.
Салем не хотела этого делать, но с любопытством кивнула.
Он глубоко вздохнул и вернулся к картине.
— Это не моя настоящая фамилия.
Она была потрясена его словами. Не его настоящая фамилия? Кем был этот парень?
Салем сглотнула.
— А какая настоящая?
Он кивнул на ее одеяло.
— Убери. Мне нужно добавить некоторые детали.
— Кто ты? — Она оставалась непреклонной.
— Убери одеяло, и я скажу тебе.
Покачав головой в ответ на его абсурдное требование, она откинула одеяло, открыв его взгляду свою обнаженную фигуру. Ей стало интересно, как она выглядит в его глазах – волосы растрепаны, грудь тяжелая, соски напряжены, как камушки, на животе заметны складки, поскольку она продолжала сидеть, поджав ноги, но холмик был виден.
Он ничего не ответил, просто вернулся к картине, и ей захотелось привлечь его внимание, сломить его выдержку, заставить его сказать ей, что он думает.
Не только у него были фокусы.
Она снова легла на алтарь, как прежде, и ее тело вдруг стало горячим, больше не ощущая ни капли холода, от которого она проснулась. Салем не сводила с него глаз, наблюдая, как он двигается и работает с сосредоточенным выражением лица, и это выражение что-то с ней сделало.
Она раздвинула ноги, выставляя себя на обозрение холодной ночи и горячих глаз, чувствуя, как между ними становится влажно. Никто не пришел бы в лес. Была глубокая ночь, и место было настолько уединенным, что она даже не узнала бы о нем, если бы не пошла за ним в тот день. Можно было с уверенностью полагать, что на них никто не наткнется, еще и потому, что он здесь рисовал. Он был известен своей закрытостью, когда дело касалось его творчества, так что он не стал бы заниматься этим, если бы существовала вероятность быть обнаруженным. Она всё это знала, и всё же, выставленная напоказ, будучи объектом его пристального внимания, она чувствовала, как что-то происходило с ее мозгом, с ее телом.
По собственной воле ее руки поднялись к груди, обхватывая ее тяжесть.
Его дыхание стало глубже, но он не сказал ей остановиться.
Она и не собиралась.
Она провела пальцами вокруг сосков, как он проводил кистью по палитре, представляя, что это щетинки, а не ее пальцы, что она – холст, вместо того, что стоял на мольберте, что это – его руки, а не ее собственные.
Ее дыхание сбилось, чувствительность сосков возросла в десятки раз, ощущения проникали прямо в киску, делая ее еще более влажной, заставляя ее извиваться, заставляя ее мир сжаться между ними.
Скорость его рук увеличилась, и она ускорилась.
— Скажи мне свою фамилию, — потребовала она задыхающимся голосом, который никогда раньше не вырывался из ее горла.
— Потом. Продолжай делать то, что делаешь.
Салем почувствовала, что ее дыхание участилось, а сердце в груди билось в ритме стаккато. Не отводя от него глаз, он потянула за сосок, и из ее горла вырвался тихий стон, а бедра дрожали в воздухе, отяжелевшем от нарастающего между ними возбуждения.
Ее пальцы двинулись знакомым маршрутом вниз по телу, прямо туда, где болело больше всего, нежно скользя по животу, вниз по бедрам, между половыми губами и наткнулись на влагу. Так много влаги, как будто ее тело готовилось к встрече с огромным членом, который она видела перед собой. Она смотрела на него, пульсирующего и покачивающегося, на большую головку более темного цвета, чем остальная его часть, на кончике которой блестела прозрачная жидкость.
У нее во рту собралась слюна.
Она хотела попробовать его на вкус, попробовать так, как он пробовал ее. Она хотела лизать его, принимать его, проглотить целиком. Она хотела опуститься на колени, чтобы он схватил ее за волосы, как он одержимо делал всегда, и чтобы он взял то, что хотел, удерживая ее неподвижно и заставляя ее принимать его, и эта мысль заставила ее еще быстрее двигать пальцами.
— О, Боже, — простонала она, ее движения стали неистовыми, когда она ввела два пальца внутрь себя, а другой рукой ласкала свой клитор. Тепло разлилось по всему телу, заставив ее выгнуть спину, заставив ее снова застонать, когда она попыталась проникнуть глубже, но не смогла. Этого было недостаточно. Никогда не было. Ей нужно было больше. Ей нужен был он.
— Каз, — взмолилась она, поворачиваясь на бок и надавливая между ног, чтобы найти хоть какое-то подобие облегчения, но безрезультатно – ее тело было таким разгоряченным, что на нем выступила тонкая пленка пота.
Она застонала, чувствуя, как с новым углом наклона нарастает ее возбуждение, пик приближался, а удовольствие разливалось вверх и вниз по ее телу, и осознание того, что он смотрит на нее, усиливало его, она становилась все более горячей, громкой, мокрой. Она была настолько мокрой, что слышала хлюпающие звуки, когда двигала пальцами внутри себя.
— Каз, — со стоном позвала она, призывая его прийти к ней, взять ее как первобытное животное, которым она себя ощущала, моля прекратить ее мучения.
И вдруг она оказалась в воздухе, ее перевернули, и она склонилась над алтарем, его край уперся ей в живот, горячая грудь прижались к холодному камню, ноги оторвались от земли, ее тело удерживал мужчина, стоявший позади нее. Только что она лежала на плите, а в следующее мгновение оказалась над ней, его рука вцепилась в ее волосы, оттягивая голову назад, пока ее спина не выгнулась дугой, ее соски царапались о холодный камень, и это ощущение было таким острым, что она испытала мини-оргазм, и всё ее тело задрожало.