Она могла поверить, что ее отец это сделал. Салазары были могущественным родом, ставшим еще более могущественным благодаря ее проницательному отцу. Она видела, как он предлагает молодому парню новое будущее и хоронит его прошлое, но не по доброте душевной, а, чтобы заполучить старшего брата парня для своей старшей дочери. Хотя Каз считал, что отец полюбил его брата, и, возможно, так оно и было, она понимала, что в этом не последнюю роль сыграл тот факт, что Вэнгарды – почти такая же древняя семья, как и они сами. Лаз Вэнгард был наследником империи Вэнгардов, жестоко лишенным ее, но имеющим возможность вернуть всё обратно с помощью ее отца и альянса с ним.
Она ничуть не удивилась бы, если бы отец организовал встречу с парнем, увидев возможность и воспользовавшись ею, но представил это случайностью, чтобы всё выглядело правдоподобно и менее расчетливо.
Всё встало на свои места.
— Значит, ты стал Казом Ван-дер-Ваалом, — заключила она, кивая самой себе, когда все стало обретать смысл. — Где ты был до Мортимера? Ты вышел из колонии, и что потом?
— Я уже стал Ван-дер-Ваалом, а мой брат всё еще был Вэнгардом, и всё еще учился в Мортимере, и твоя сестра тоже, — объяснил он. — Он не хотел, чтобы мы оказались здесь в одно и то же время и навели кого-нибудь на мысль о нашей связи. Это разрушило бы всё.
Она кивнула, хотя он стоял к ней спиной и не мог этого видеть.
— Он отправил меня за границу, в частный колледж, специализирующийся на искусстве, — рассказывал Каз. — Я был там, разговаривал с братом каждый день, виделся с ним на переменах, пока твоя…
Он сделал паузу.
Салем продолжила его мысль.
— Пока моя сестра не умерла, — закончила она.
Он наконец повернулся и прислонился спиной к окну, ухватившись руками за подоконник по бокам, как она ухватилась за покрывало.
— Да, — сказал он с мрачным выражением лица. — Это потрясло Лаза – и потому, что она ему нравилась, и потому, что он должен был защищать ее. Он потерпел неудачу, а Лаз ненавидел неудачи больше всего на свете.
Глубокий вдох наполнил его легкие, тело напряглось, и Салем собралась с духом.
— В последний раз я разговаривал с ним через несколько месяцев после смерти Оливии, когда он сказал мне, что расследует смерть твоей сестры, — тихо сказал он ей.
— Для моего отца?
Он покачал головой.
— Для себя, потому что всё это не имело смысла. После этого он исчез.
Салем растерянно моргнула.
— Что значит – он исчез?
— Он исчез, Салем. — Его челюсти сжались. — Я продолжал звонить, но его номер был недоступен. Я звонил твоему отцу, и он был… не в себе. Я уже собирался приехать сюда, чтобы выяснить, что происходит, когда получил письмо от Лаза.
Салем прикусила внутреннюю сторону щеки, ожидая.
— По сути, это было прощальное письмо, которое должно было быть отправлено, если он не выходил на связь в течение недели. В нем говорилось, что что-то не так и что если он не связался со мной, то это потому, что он не может. Что вероятность того, что он мертв, очень высока. Но в то же время там было ясно сказано, что он не мог покончить с собой, поэтому если он мертв, то это дело рук кого-то другого.
Салем почувствовала, как ее губы приоткрылись, а глаза расширились.
— Значит, ты не знаешь точно, мертв он или нет?
Глубокая печаль отразилась на его лице, в ней чувствовалась агония.
— Теперь знаю, — сказал он, поворачиваясь, чтобы посмотреть на ее доску расследования убийств, которая была закрыта. Салем смотрела на нее, зная доску как свои пять пальцев, и мысленно перебирала все, что на ней было, пока вдруг ее не осенило.
Неизвестный мужчина.
Студент-журналист, задающий вопросы.
Боль Каза, когда он впервые взглянул на доску.
Лаз Вэнгард. Защитник ее сестры. Брат ее возлюбленного и, судя по его голосу, замечательный старший брат.
Салем перевела взгляд на Каза, осознав, что именно она нечаянно подтвердила его худший кошмар. Ее тело застыло, но она заставила свои конечности двигаться, заставила себя встать и медленно подойти к нему. Протянув руку, она неуверенно коснулась его плеча, позволив себе хоть раз проявить искренность чувств.
— Прости меня, — прошептала она, не зная, что еще сказать.
Он убрал руки с подоконника и положил их ей на талию, притягивая ее к себе между ног, так что их лица оказались на одном уровне, потому что он полусидел на оконном подоконнике.
— Обними меня, — мягко попросил он, и Салем тут же обвила его шею руками, выдыхая тяжесть на груди, вдыхая его запах и позволяя ему наполнить ее, успокоить ее, и он сделал то же самое, его мускулистые руки обхватили ее.
Она нежно целовала его плечо, снова и снова шепча «мне так жаль», а он лишь крепче прижимал ее к себе, уткнувшись носом в ее шею. После долгих минут, когда они просто обнимались и находили утешение друг в друге, он немного отстранился.
Она встретилась с ним взглядом, откинула прядь волос, упавшую на его суровое лицо, и провела рукой по его челюсти, ощущая щетину под своими ладонями.
— Мы закончили с историями на сегодня? — спросил он, и, хотя у нее были вопросы, гораздо больше вопросов, возникших из-за новой информации, она видела, что рассказ обо всём, что с ним произошло, вымотал его. Она подавила свое любопытство, приняв во внимание его усталость и слегка кивнула.
Его плечи расслабились.
Глядя на него и зная себя, она понимала, что им обоим нужно отдохнуть, прежде чем завтра вернуться к своим обычным занятиям, хотя за последние несколько дней ее распорядок перевернулся с ног на голову. Но почему-то она легко справилась с этим, с адаптацией к новому распорядку с ним.
Она отстранилась и потянула его в сторону ванной.
— Пойдем.
По пути она сняла с себя одежду и бросила ее в корзину для грязного белья, даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, идет ли он за ней. Она знала, что идет, просто по тому, как у нее по спине побежали мурашки от интенсивности его взгляда и тепла его тела.
Она слышала шорох, с которым он снимал с себя одежду, пока в кои-то веки включала теплую воду, и входила в душ, позволяя воде намочить волосы и кожу и очистить ее.
Он зашел следом за ней, закрыв их в маленькой стеклянной кабинке, которая вдруг стала в сто раз меньше из-за его огромной фигуры, заполнившей ее полностью.