В кармане завибрировал телефон.
Она посмотрела вниз, увидела, что на экране высветилось имя ее матери, и засомневалась. Разговоры с матерью никогда не поднимали настроение, особенно в последний год после инцидента с отцом, но она не могла избегать эту женщину, не тогда, когда она была ее единственной родственницей.
— Доброе утро, мама, — вежливо поприветствовала она, устраиваясь в укромном закутке рядом с кафе, рядом со старым зданием. Большинство зданий в этом городе были старыми, но ухоженными.
Весь город был приспособлен для размещения Университета и тех, кто в нем учился. Здесь было несколько кафе, баров, местных забегаловок, один модный продуктовый магазин, а ближайший крупный город находился в часе езды.
— Как дела, Салем? — Тон ее матери был отстраненным, почти рассеянным. Она знала, что делает женщина – проверяет своего единственного ребенка, единственного родного человека, оставшегося в мире, желая убедиться, что то, что случилось со старшей дочерью и мужем, не случится с Салем. Салем могла бы похвалить ее за эти усилия, если бы только их причиной была любовь или забота, а не страх перед реакцией общества и остракизмом.
Она знала, что последние два года были нелегкими для матери, да и для нее тоже, но в то время как она отправилась на поиски причин, ее мать отправилась на миссию по восстановлению их социального положения.
— Я в порядке, мама, — ответила она, как делала каждое утро. Она была в порядке. И она будет в порядке и дальше, даже если это отнимет у нее все силы. — А ты?
— Хорошо, хорошо, — сказала мать. — Еще не поздно передумать. Ты уверена, что хочешь быть там?
Салем вздохнула. Они обсуждали это уже слишком много раз. Точнее, обсуждала мать, а Салем упрямо отказывалась сдвинуться с места.
Женщина поняла, что Салем молчит, и вздохнула.
— Хорошо, я больше не буду поднимать эту тему. В любом случае, сегодня у меня встреча с адвокатами. Я пытаюсь добиться переоценки одного из объектов недвижимости твоего отца. Мы собираемся обсудить продажу виллы в Тенебрей-Хиллз и…
Салем слушала мамину речь вполуха, когда среди моря коричневых и серых тонов ее глаза выхватили что-то черное. Широкая спина, атлетичная фигура, уверенная, почти развязная походка, как ни в чем не бывало идущего по улице парня, удаляющегося от университетских ворот в сторону деревьев, обозначавших границу леса, отделявшую этот город от другого.
— Это замечательно, мама, — пробормотала Салем, уже отвлекшись. — Мне нужно идти.
Услышав прощание матери, она завершила звонок и быстро открыла галерею, чтобы посмотреть на снимок, который сделала прошлой ночью.
Она смотрела на него несколько раз за ночь – труп девушки, море на заднем плане и он. Он, с голосом, похожим на рокот моря и хриплый дым. Фотография, на которой он одной рукой держит блокнот, а другой прикрывает лицо от вспышки: видны только светлые глаза, темные брови, длинные темные волосы, откинутые с лица, острые скулы и фрагмент того, что он рисовал – что-то с закрученными узорами.
Но именно на руку, держащую блокнот, она посмотрела в поисках подтверждения. Татуировки – темные чернила, которые она не могла разобрать на размытом изображении, покрывали тыльную сторону его ладони до самых костяшек пальцев.
Та же рука, что и у парня, непринужденно идущего по улице.
Это был он.
Она засунула телефон в карман и быстро зашагала за ним, на достаточном расстоянии, чтобы он не смог различить ее в толпе, но достаточно близко, чтобы не упустить его из виду. Она не знала, зачем это делает, просто какой-то глубоко укоренившийся инстинкт подсказывал ей разобраться.
Он вошел в лес, и толпа студентов поредела, а она кралась за ним, прячась за высокими деревьями и стараясь производить как можно меньше шума, что было непросто из-за листьев и хвои, упавших на лесную подстилку.
Она пыталась понять, почему так важно было проследить за ним. Он был на месте возможного преступления прошлой ночью, вел себя странно, а утром она увидела его второй раз за два дня, хотя до этого не встречала, несмотря на то, что всю неделю находилась в кампусе, и это вызвало тревожный сигнал у нее в голове. Может быть, он что-то знает или может навести ее на что-то, что даст ответы на вопросы о сестре.
Ее всеми любимой, невыносимой сестре.
Оставайся в настоящем, повторяла она себе, как делала, когда готовилась к поступлению в Университет. Чтобы морально подготовиться к Мортимеру, ей потребовалось два года после окончания школы. Университет редко допускал студентов с перерывами в учебе, но личное дело и семейное наследие склонили чашу весов в ее пользу. Она была уверена, что жалость совета тоже сыграла свою роль, но ей было все равно. Все равно.
Углубившись в лес, она заметила, что здесь не так уж много тропинок, только небольшая дорожка, которой, предположительно, пользовались в основном студенты.
Он шел по тропинке, держа в руке карандаш, вертел его между пальцами и насвистывал какую-то бездумную мелодию. Со стороны это выглядело достаточно невинно, чтобы ввести в заблуждение. Но она чувствовала, что за этим что-то есть, что-то более темное, глубокое, смертоносное под кожей. За свою жизнь она видела достаточно документальных фильмов о преступлениях, чтобы понять, что он мог быть одним из чудовищных гениев. Она бы не удивилась, если бы он повернулся и ткнул в нее карандашом. Это был удивительно эффективный инструмент, особенно если использовать его в нужном месте.
Она бы посчитала себя слишком резкой в своих поспешных суждениях, если бы не вчерашняя ночь, если бы она не почувствовала определенный хаос внутри него, когда его пальцы летали по бумаге, а его поведение ясно говорило об одном – это была не первая смерть, свидетелем которой он стал, и не последняя.
Через несколько минут тропа закончилась, и он свернул, направляясь к старому, на вид заброшенному зданию на небольшой поляне.
Салем укрылась за высоким деревом и выглянула наружу.
Здание было полностью каменным, похожим на старый храм или церковь – точно она сказать не могла. Никаких внешних символов, обозначающих его, не было, но это было небольшое одноэтажное строение из темно-серого камня с чем-то вроде алтаря перед входом. Она могла представить, что увидит нечто подобное в историческом криминальном фильме, где несколько человек собираются в лесу и используют этот алтарь для жертвоприношения какому-то существу, в которое они верят, стирая грань между священным и греховным. История человечества пестрела подобными историями святотатства.