Они целовались, не заботясь о мире, не заботясь ни о чем, только друг о друге, пока он не отстранился и не заглянул ей в глаза, и его взгляд сказал всё, чего не сказали губы. Она прижалась к его лбу, говоря ему то же самое.
Салем всегда думала, что ничто не может победить смерть, что ничто не может быть бессмертным. Она ошибалась.
Любовь, глубокая, настоящая любовь, была бессмертна.
ГЛАВА 36
Но за что
Вы любите того, кто всем противен?
За то, что больше всех меня он любит.
— Кристофер Марло, «Эдуард II»
САЛЕМ
Неделя после благотворительного вечера прошла в вихре событий.
В итоге за всю свою коллекцию Каз собрал огромную сумму в сто миллионов, за исключением двух картин, которые он оставил себе. Он пожертвовал всё в благотворительные фонды и принял приглашение ее матери провести конец года вместе.
Было странно видеть его в доме, где она выросла, но это чувство перевешивало то, что впервые за долгое время он мог провести это время года в любви. Они оба были так одиноки, что совместная жизнь только улучшила их. Осознание в ее сердце, что он любит ее, было еще новым, но оно было твердым и непоколебимым, как и ее собственное осознание, что она тоже любит его.
Ее мать тоже полюбила его, хотя они познакомились совсем недавно. Селина Салазар взяла его под свое крыло, и Салем задавалась вопросом, как бы она отреагировала, если бы узнала, кто он на самом деле. Может быть, ей лучше было не знать.
Они провели вместе неделю, а после Нового года вернулись в университетский городок. Она знала, что целью было встретиться с Бароном и сделать то, что он планировал. Ей это не нравилось, но у него не было выбора. Она предпочла хотя бы быть рядом с ним, когда он вернется.
В это время резиденции были в основном пусты, большинство студентов уже разъехались по домам к своим семьям. После того как Каз ушел к Барону, заставив ее пообещать, что она не последует за ним, потому что это может быть опасно для нее, она чувствовала себя странно одинокой в этом здании.
Она не пошла бы за ним, но ей нужно было провести собственное расследование. Может, у Каза и были от нее секреты, но она хранила свои собственные. После Нового года была ночь полнолуния, и она собиралась отправиться к маяку и попытаться что-нибудь выяснить.
Салем выскользнула из жилых корпусов, одетая во всё черное, и проследила, чтобы главная дверь здания не скрипнула за ней.
Снег устилал землю под ногами, и она жалела, что нет способа скрыть следы, чтобы никто не смог по ним пройти. При ярком лунном свете, направляясь через кампус к главной улице, которая должна была привести ее к маяку, Салем куталась в куртку. Дело было не только в холодном, пронизывающем ветре. Дело было в том, что в это время суток, окутанный темнотой и снегом, кампус выглядел как город-призрак, как нечто застывшее во времени на века.
Если бы она была суеверной, это показалось бы ей зловещим.
Тени, казалось, двигались, и она не теряла бдительности, переходя улицу, дыхание вырывалось у нее из груди белыми облачками, снег громко хрустел под ботинками в тишине ночи. Салем хотела бы сделать что-нибудь, чтобы ее действия остались в тайне, но у нее не было ни навыков, ни подходящих условий для этого.
Когда маяк показался в поле зрения, ее сердце забилось сильнее. Она повернула и спустилась по склону скалы, радуясь, что маяк не работает. Единственный свет, которого ей приходилось опасаться, – это свет луны, почти догоревшей, как и писала ее прабабушка.
Ее тело дрожало – от холода, от страха, от неизвестности, она не знала что именно было причиной. Она просто дрожала, пока шла, и наконец остановилась у входа в высокое внушительное строение, которое пугающе выступало из рассеченных скал.
Откуда-то из глубины маяка доносились тяжелые звуки.
Любопытная, но осторожная Салем толкнула дверь рукой в перчатке и удивилась, когда та поддалась и приоткрылась на дюйм.
Воздух наполнился громким скрипом, и она замерла, ожидая, не произойдет ли что-нибудь.
Сердце, казалось, бешено колотилось в грудной клетке, а она стояла на месте, готовая в случае необходимости бежать. Проходили мгновения, тяжелые мгновения. Но ничего не происходило. Звуки, доносившиеся изнутри, не прекращались.
Салем приоткрыла дверь чуть шире, проскользнула внутрь, не решаясь закрыть ее, чтобы она снова не заскрипела, и осмотрелась.
Всё было так, как и должно быть в старом заброшенном маяке, – ничего особенного. Пустое, большое помещение, немного сломанной мебели, сдвинутой в сторону, и ветхая винтовая металлическая лестница, ведущая наверх. Но больше всего ее заинтересовала винтовая лестница, ведущая вниз. Куда?
Салем проследила глазами, как она спускается, похоже, в какую-то темную дыру, всего пара узких ступеней, ведущих вниз. Очевидно, это пространство находилось под скалами и прямо у моря. Может быть, это какой-то туннель или пещера? Выяснить это можно было только одним способом.
Радуясь, что перед уходом написала записку – на случай, если всё пойдет не так, как ей хотелось бы, – Салем выбросила из головы все слухи о призраках и привидениях и начала спускаться по лестнице.
Проход был настолько узким, что она едва могла поднять руки, чтобы ухватиться за перила, или пошевелиться, чтобы удержать равновесие в тесном пространстве, но каким-то образом смогла медленно спуститься по ступеням, не сломав себе шею. Лунный свет исчезал по мере того, как она спускалась глубже, а звуки, которые она слышала, становились всё громче. Какая-то песня?
Оказавшись наконец на ровной мягкой земле, Салем собралась и огляделась, пытаясь понять, где она находится. Похоже, это был какой-то туннель. Воздух казался влажным и гораздо более холодным, чем наверху. Хотя у нее был телефон, и она могла воспользоваться фонариком, ей не хотелось без необходимости давать знать о своем присутствии.
Свет в конце туннеля, каким бы банальным это не казалось, был ее единственным ориентиром. Звук, казалось, доносился оттуда же, как и шум воды и легкое дуновение ветерка. Глубоко вдохнув и чувствуя, как холод проникает в легкие, Салем как можно тише направилась к концу туннеля, стараясь не споткнуться обо что-нибудь.
Звуки воды, ветра и голосов становились всё ближе, и наконец туннель привел ее в большую пещеру.