— Салем?
— Хм?
— Перестань думать.
Один этот факт стал для нее решающим. В мире больше не было никого, кто мог заткнуть ее мозг.
Она кивнула ему и завизжала, когда он внезапно набросился на нее, увлекая за собой, осыпая поцелуями ее губы, даря ей любовь, которую она когда-то жаждала, любовь, которую она теперь испытывала, любовь, которую, как она теперь была уверена, всегда будет получать от него.
Она не знала, каким будет их будущее. Теперь он был членом древнего тайного общества, его имя было запятнано кровью его семьи и ее. Всё изменилось, изменилась и она, и всё же неопределенность будущего нависла над ней. Так было всегда, полагала она.
Но она чувствовала себя свободной, свободной от оков, от вопросов, от демонов.
Лежа в его объятиях на земле Мортимера, – земле, которая видела слишком много крови и смертей, больше, чем она могла себе представить, – она чувствовала умиротворение.
И хотя будущее было неопределенным, впервые оно выглядело живым.
КОНЕЦ ЧАСТИ III
ЭПИЛОГ
5 ЛЕТ СПУСТЯ
Остерегайся, ибо я бесстрашен и поэтому всесилен.
— Мэри Шелли, «Франкенштейн»
КАЗ
— Малыш, тебе нужно сбавить обороты, — говорила она ему, и, черт возьми, если это «малыш» не заставляло его заводиться каждый раз. Однажды ночью она неожиданно назвала его так в постели, и он воспользовался этим, заставляя ее называть его так снова и снова, пока она не стала использовать это слово без раздумий.
Они были на свадьбе, не своей, и ему пришлось затащить ее в альков. С течением лет, обретя любовь, которую она позволила себе принять, потому что поняла, что ее восприятие в годы взросления было искажено травмами, позволила себе исцелиться и стать лучше, принимая привязанность друзей и матери, а главное – его, она стала светиться всё сильнее и сильнее, темная богиня, сияющая так ярко, что могла ослепить смертного мужчину, что она и делала.
Она даже не представляла, скольких мужчин он испепелял взглядом только за то, что они посмели смотреть на нее слишком долго, скольким угрожал за эти годы и сколько жизней чуть не разрушил из-за того, что жаждал ее. Они могли смотреть, желать и жаждать сколько угодно, но она смотрела только на него, хотела его, жаждала его, и это немного успокаивало уродливого зверя в нем.
Несмотря на то что она так долго считала себя невидимкой и хотела слиться с толпой, она никогда не понимала и до сих пор не понимает из-за проблем с самооценкой, насколько она притягательна. Даже сейчас, после долгих лет совместной жизни, она считала его аномалией, исключением, бунтарем, который пошел против правил, оставаясь с ней, потому что он такой, какой есть.
Хотя вначале, возможно, это и привлекало его, но влечение к ней никогда не было связано с бунтом. Черт возьми, быть с ней было легко. Нужно было плыть по течению, позволяя реке жизни нести их, и наслаждаться открывающимися по пути видами.
Он посмотрел на нее сверху вниз, не так далеко, как обычно, потому что на ней были безумно высокие каблуки, и она находилась ближе к его лицу, хотя всё еще оставалась миниатюрной. Он безумно уважал женщин, носящих эти смертельные ловушки, не представляя, как они делают в них хоть один шаг, не говоря уже о том, чтобы ходить, танцевать и вести себя так, будто у них не болят ноги. Он точно знал, что болят, потому что после того, как они вернутся домой, она снимет их, аккуратно положит в шкаф и положит ноги ему на колени, чтобы он помассировал их. В первый раз, когда он сделал это инстинктивно, он был вознагражден лучшим минетом. И хотя это не было его целью, минет был приятным бонусом. Он был просто счастлив прикасаться к ней, счастлив делать ее счастливой.
— Мы не можем заниматься этим здесь, — упрекнула она его, вернее, попыталась это сделать, наклонив голову, чтобы открыть ему доступ к его любимому месту. Он не знал, даже спустя столько времени, что именно в ее шее заставляет его так неистовствовать. Может, это феромоны, может, просто изящество, но что-то в ее шее сводило его с ума.
Он издал звук, похожий на рычание, прикоснувшись к ее коже, прекрасно зная, какое воздействие оказывают на нее его голос и звуки, и ее мозг пришел в возбуждение от его низкой вибрации. Как и ожидалось, по ее телу пробежала дрожь, она прильнула к нему, сжимая лацканы его смокинга, и испустила такой глубокий вздох, что он забыл обо всех приличиях.
Он и так никогда не был их поклонником.
Но с годами ему пришлось приспосабливаться, чтобы хоть как-то вписаться в общество после того, как он вернул себе свое имя. Это вызвало еще один скандал, причем довольно крупный. После его возвращения из «мертвых» – имя Вэнгард вновь оказалось в центре внимания, а домыслы о смерти его родителей, дяди и тети в доме престарелых стали поводом для сплетен. Это еще больше обострилось из-за его очень публичных отношений с Салем – она была Салазар, а ее отец совершил то, что совершил.
На самом деле Казу было наплевать на всех и на то, что они думали, но он заботился о Селине и ее отношении, учитывая, что они с Салем наладили контакт и как сильно ему нравилась эта женщина. Неудивительно, что Селине потребовалось время, чтобы разобраться во всём, после того как они рассказали ей о его брате и отце Салем, об их договоре и отношениях с Оливией. Разумеется, они не упоминали об Ордене, но Селина, на удивление, оказалась открытой и с пониманием отнеслась к этому.
— Не стоит ворошить прошлое, — сказала она им за ужином в тот вечер. — У меня есть дочь, а теперь еще и сын. Меня больше ничего не волнует.
— А как же скандал? — спросила Салем. Каз знал, какое беспокойство вызывает у них одно это слово, и не без оснований, учитывая их историю за последнее десятилетие.
Селина пожала плечами.
— В прошлый раз конец света не наступил. Не наступит и в этот.
Салем смотрела на мать с ошеломленным выражением на прекрасном лице, и, судя по тому, что он знал, это была совсем не та реакция, которой они ожидали. Казалось, ее мать тоже стала мудрой.
— Салем!
Раздался чей-то голос, и он прижал ее еще глубже в тень, не желая, чтобы кто-то, кроме него, видел ее такой.
Она слегка толкнула его в грудь.
— Ну же. Ты можешь подождать, пока мы не вернемся домой.