Соня Малахова
ЕНИСЕЙСК
повесть
Часть первая
1
В автобусе трясло, и я считала секунды до остановки. Ужасно тошнило, и голову разрывала боль. Я была с отцом, а он совершенно не знает как что лечить. Да еще и пугается. А его лучше не пугать.
Был ясный день, а я пыталась провалиться в дрему. Иногда это получалось. Но боль в голове вторила пульсирующими ударами в такт тряске автобуса.
- Сонечка, просыпайся, остановка.
Уже одно это слово словно оживило меня. Лето тут казалось гораздо более теплым и радостным, чем в городе. Хотелось прыгать и петь, а рядом выходили угрюмые люди. Они мне все казались серыми и ненастоящими. Зато вот листва, - она словно здоровалась, кланяясь мне под порывами ветра. Я поздоровалась в ответ, чуть склонив голову, словно сделала тайный реверанс, как в старых фильмах. Ветер - он хороший, он всем рассказывает обо мне, и от всех приносит мне вечером сказки.
Отец купил пирожки с капустой. А запах-то от них какой! Сладкий и немного пряный. Видимо, добавили немного черного перца. Все тело сжалась в судороге, отказываясь есть. Ну и ладно, снова забрались в автобус.
Мимо проносились цветущие поля... ну, как проносились, - скорее медленно проползали. Через какое-то время я все-таки смогла себя уговорить на один пирожок. Все такие отец всегда такой: покупает то, что мать бы не купила. Так что эти пирожки будут секретом. Не буду ей рассказывать.
Сладость теста словно наполнила всю меня. Печеное тесто никак нельзя сравнить с фруктами, но этот вкус мне показался концентратом этого солнечного дня. Он был весь ярко-желтый, плотный, словно ты в воде и немного липкий. Почему липкий? Не знаю, наверно, потому, что к нёбу прилипло немного теста.
Голова заболела сильнее, да и запахи старого автобуса начали давить на нос. Ничего, надо потерпеть, уже скоро.
2.
Первое, что меня поразило, - это отсутствие цвета. Всё стало серым. Глаза отказывались полноценно открываться, отец вел меня за руку, а в другой руке нес сумку. Серая остановка, серый асфальт, серый вечер, зеленые ворота. О, цвета начали проявляться! Зеленая трава, коричневая тропинка. Крыльцо - оно не коричневое, оно деревянное, это другое.
Я вяло плетусь. После такого теплого дня стало непривычно холодно, даже болезненно холодно.
Стою рядом с сумкой в коридоре, сразу после тамбура. Я в первый раз в этом доме. Вокруг много темных дверей. Коридор большой, расходится в две стороны. Везде - бордовые двери. Отец идет в дальний конец и пытается открыть дверь. Как с таким коридором в доме еще и комнаты помещаются?
Справа висит перевернутое ведро, кажется видела такие в какой-то книге. Рукомойник? А как им пользоваться? Потом разберусь.
Подхожу к отцу. Напротив двери, которую он пытается открыть, стоит комод. Открыв его, я вижу книги. Я таких еще не читала, - большие, значит детские, - значит тут хорошо. Как может быть не хорошо там, где есть такие книги? Внутри меня кто-то улыбается, даже не внутри, где-то снаружи, за спиной, и под потолком. Дом? Мир этому дому! Так мама учила, так домовой не придушит. Но тут домового нет. Тут только дом. Хороший.
Отец поднимает меня с пола и говорит, что мы будем ночевать у бабы Нади. Сумку он уже занес в комнату и запер дверь на ключ.
Мы выходим в ночь. Тишина звенит, и, кажется, что тьма, объявшая нас в эту летнюю ночь, может тоже с нами говорить, по крайней мере, молчит она очень выразительно.
Мы идем вдоль старых домов, переходим неправильно дорогу, наискосок по перекрестку. А где вообще разметка дорожная? Как тут ездят?
3.
Баба Надя о чем-то говорит с отцом. Я совсем не помню, как она нас пустила, точнее это случилось слишком быстро. Раз - и мы уже у нее дома. Обычно всё не так. Нужно долго здороваться, а потом долго говорить. Я не успела и глазом моргнуть, как уже за столом суп ем.
А еще тут странно пахнет теплом. Не так как от печки, а живым теплом. То есть, печка тут тоже есть. Так что, тут сразу несколько тёпл. Не так, теплоты. Баба Надя очень худая и маленькая. Моя бабушка тоже маленького роста, но она кажется больше бабы Нади. А еще у бабы Нади кудри и платье в цветочку, и шарф вокруг головы. Зачем он ей ночью? Кажется, у нее все в цветочку. Она кладет у печки на сундук оранжевый матрас в белую цветочку, а сверху - простыню с сиренью и подушку с голубенькими цветочками. Когда меня укладывают, белье еще прохладное. Я слышу как они с папой перешептываются. Баба Надя рассказывает, что больницу, где она работала с бабушкой папы, закрывают на ремонт. А потом меня окутывает тепло.
4.
Мне снился старый английский парк, я прекрасно знала, что мне это снится. Но я подыгрывала моим сестрам и гувернантке. Мы были тремя сестрами в белых платьях, белых кружевных чепчиках с нежно-розовыми лентами. Мы бегали друг за другом и всё старались отбежать дальше от места, где сидела наша гувернантка. Это было не просто, мисс Гембрид была очень строга, и, в случае чего, могла доложить родителям, как скверно мы себя ведем. А потом, при всех, наказать нас десятью ударами линейки по ладоням. Но отбежать от мисс Гембрид - было делом чести.