– Все члены семейства Пай живут вдоль этой дороги, – пояснил Гилберт, когда они с Энн возвращались домой через Зачарованный Лес, – и никто из них не даст ни цента, если деньги будет собирать кто-то, не носящий фамилию Пай.
Следующую субботу Энн и Диана отвели на дела «Общества». Они подъехали к дальнему концу улицы и начали агитацию с дома «девушек Эндрюс».
– Если Кэтрин дома одна, мы можем на что-то рассчитывать, – сказала Диана, – но, если там будет Элайза, пиши пропало.
Элайза, как назло, оказалась дома и выглядела еще более угрюмой, чем обычно. Мисс Элайза была из тех людей, глядя на которых осознаешь, что мир всего лишь юдоль слез, а улыбка, не говоря уж о смехе, – пустая трата жизненных сил. Сестры уже полсотни лет были «девушками Эндрюс» и, похоже, менять этот статус не собирались. Поговаривали, что Кэтрин еще не оставила надежду на перемены, а Элайза, вечная пессимистка, вообще никогда ничего хорошего от жизни не ждала. Жили они в маленьком коричневом домике, построенном на солнечной стороне буковой рощи Марка Эндрюса. Элайза жаловалась, что в доме летом ужасно жарко, а Кэтрин обычно говорила, что у них уютно и тепло зимой.
Элайза шила покрывало из лоскутов – в этом не было никакой необходимости, просто она таким способом выражала протест против легкомысленного занятия Кэтрин, которая плела кружева.
Когда девушки излагали свои планы, Элайза хмурилась, а Кэтрин улыбалась. Когда же взгляды сестер встретились, улыбка Кэтрин стала смущенной, но только на одно мгновение.
– Если б у меня были лишние деньги, – мрачно произнесла Элайза, – я бы, скорее, подожгла их и получила удовольствие от пламени, чем отдала хоть цент на ремонт нашего магистрата. От этого учреждения поселку нет никакой пользы, одна только молодежь встречается и развлекается там, хотя им полезнее заниматься делами дома.
– Но, Элайза, – возразила Кэтрин, – молодым людям тоже надо повеселиться.
– Не вижу в этом необходимости. Когда мы были молодыми, Кэтрин Эндрюс, нам в голову не приходило проводить время таким образом. Куда катится мир? Все меняется к худшему.
– А по-моему, к лучшему, – твердо произнесла Кэтрин.
– По-твоему! – В голосе Элайзы звучало презрение. – Неважно, что думаешь ты, Кэтрин Эндрюс. Факты говорят сами за себя.
– Мне нравится замечать светлые стороны жизни, Элайза.
– Какие еще светлые стороны? Их нет.
– Есть! – воскликнула Энн, которая не могла больше выносить этой клеветы. – И светлых сторон много, мисс Эндрюс. Мир по-настоящему прекрасен.
– Когда вам будет столько лет, сколько мне, вы измените свое мнение, – недовольно буркнула мисс Элайза. – И желание его улучшать пропадет. Как здоровье твоей мамы, Диана? Она за последнее время сильно сдала. И выглядит ужасно. А Марилла все слепнет, Энн? Сколько ей осталось до полной слепоты?
– Доктор считает, что ее зрение хуже не станет, если она будет проявлять осторожность, – растерянно произнесла Энн.
– Доктора всегда стараются обнадежить пациента. На ее месте я бы им не доверяла. Нужно всегда готовиться к худшему.
– А почему бы не готовиться к лучшему? – попыталась осторожно противостоять Энн. – Может стать и хуже, но ведь может стать и лучше.
– С таким я еще не встречалась, а мне пятьдесят семь – не шестнадцать, как тебе, – возразила Элайза. – Вы готовы все улучшить? Хорошо бы ваше «Общество» хоть немного отодвинуло границы Эйвонли, хотя в это верится с трудом.
Энн и Диана почувствовали облегчение, покинув этот дом, и поспешили дальше настолько быстро, насколько мог упитанный пони. Огибая буковую рощу, они увидели пухленькую фигуру, которая торопилась к ним по полю и изо всех сил махала руками. Ею оказалась Кэтрин Эндрюс, она так задыхалась, что с трудом говорила, и торопливо сунула в руки Энн две монеты по четверти долларов.