— Что именно ты искал? — Мира приподнялась на локтях. Хотела приблизиться к Ллэру, обнять, но побоялась, поэтому так и осталась лежать на траве на радость осточертевшим комарам. — Способ, как можно вернуть всё к тому, что было когда-то?
— Да. К тому моменту я уже знал, что многие поколения нэйляне всегда рождались парами. Но не близнецами, просто по двое. Первое время я думал, что один ребенок — простой, обычный человек, а второй — как вы их называете — Способный, который видит в темноте, общается телепатией, живёт пусть недолго, но обладает невероятной регенерацией, до последнего вдоха оставаясь юными. А те, которым ничего этого не досталось… Всё было не так, как, к примеру, у тебя на Актарионе, где уживаются две расы. Совсем. В этом парном рождении существовал особый смысл. Дети были связаны. Те, кто рождался без способностей, являлись источниками жизненной силы вторых. Теми, за счёт кого одарённые могли существовать. Грубо говоря, мне представилось так, будто менталы паразитировали на простых смертных. При этом, как я понял, меры они не знали, забирали больше, чем требовалось, и излишек высвобождался в энергетический фон мира. Именно это вызвало появление тех самых невидимых тварей, которые отобрали у нэйлян день. Замкнутый круг, в котором они уничтожали сами себя, не подозревая об этом.
Ллэр сидел спиной к ней, глядя на костёр, и ни разу и не пошевелился за весь рассказ.
— Будь это какой другой мир, я бы остался в стороне, но это был мой дом. Я отвечал за то, что всё случилось именно так, и, честно говоря, сам не понимал, что собираюсь сделать. И как много времени мне понадобится, чтобы подточить устои мира, заставить нэйлян задуматься, таким образом и в такой момент, чтобы оказались готовы к переменам. Я искал способ нарушить связь ментал-источник, потому что просто сказать «перестаньте», ясное дело, было нельзя. Менталы погибли бы без жизненной силы собратьев. Но не могли не существовать способы какого-то самоконтроля, сбалансированности потребления энергии. Устраивать пропагандистские митинги я не планировал. Но вода камень точит, как говорят в одном мире. Я очень хотел им помочь вырваться из этого круга. Пока мы участвовали в этом вдвоём, нам было просто выдавать себя за местных. Наше сходство играло на руку, Алэй никогда не использовал свои способности и выступал в роли смертного. Я представлял ментала. Такая демонстрация была нужна только первое время, чтобы действительно все поверили, чтобы не вызывать подозрений. К моменту, когда Алэй решил покинуть Нэйлу, его присутствие уже не имело значения. Но сначала в нашей жизни появилась Урсейя.
Мира вспомнила красивую девушку, так похожую на древнее божество, которую она подглядела в памяти Ллэра. И неожиданно для себя почувствовала укол ревности. Не той, что преследовала её на Тмиоре к Роми, а совсем другой. Словно она только что до конца, по-настоящему осознала, как много лет разделяет её с Ллэром. Что трёхзначная цифра — не просто возраст, а время — часы, дни, недели, месяцы, наполненные другими людьми, судьбами, мыслями, желаниями, поступками. И это всегда останется с Ллэром, до самого конца, сколько бы ни суждено было прожить ему, как доа. Мира даже пожалела, что спросила, что, вообще, завела разговор о прошлом, потому что уверенность, что она сможет принять и справиться, таяла на глазах.
Ллэр вспоминал, рассказывал, а Мира чувствовала себя непричастной, далёкой, как будто прошлое вставало между ними и разделяло невидимой границей. Всё отчётливей понимала, что теперь, зная, тоже не забудет. Не сможет. И каждое решение, которое ей придётся принять, так или иначе будет продиктовано этим знанием.
— Что же Урсейя? — тихо спросила Мира.
Ллэр будто почувствовал. Обернулся. Некоторое время смотрел на неё, и если бы она захотела, то могла бы привстать и увидеть его глаза.
— Её первым встретил Алэй и потом какое-то время скрывал от меня, — заговорил он снова. — Объяснил, что хотел сначала сам понять. Разобраться. Я, конечно, разозлился, но если откровенно — понимал его мотивы, потому что к тому времени меня уже начинало клинить на Нэйле так же, как раньше заклинило на возможности иметь детей, — Ллэр горько усмехнулся. — Если бы я признался себе в этом тогда, то наверняка бы услышал и всё остальное. Но я не смог. Когда я увидел её… Практически точную копию Унали внешне и совершенно другого человека внутри, от которого шёл нереальный, нечеловеческий свет и невидимая сила — я. Всё ожило. Заиграло новыми красками. Понимаешь? Не любовь, нет, но навязчивая идея добиться результата, доказать, создать, исправить! Цель обрела новые очертания, новые мотивы. А Алэй примерно тогда же понял, что надо уходить. Оставить мир в покое, позволить ему жить своей жизнью. Я же… Он сказал мне, что я никогда себя не прощу. Я нагрубил в ответ. Наговорил вещей, которые никогда не стоило говорить. Которые вообще не думал. Глупо, — он сглотнул. — Я так и не смог найти в ней следы моей ДНК, хотя был уверен, что Урсейя — не просто дальний потомок Унали. Я это знал. Как-то. Чувствовал. Но доказательств так и не получил. Она была менталом, сильнейшим из тех, кого мы встречали. И в то же время было что-то ещё. Урсейя легко прошла мимо всех моих охранных систем, вошла в храм и при этом чувствовала в нём что-то, чего не видел я. Что-то, доступное только новым нэйлянам. Она говорила мне почти всё то же, что сказал Алэй. Раммари пришли, чтобы уничтожить. Там, тогда, в тот раз, который видела ты… Урсейя показала мне, кем на самом деле становились нэйляне. Постепенно, сливаясь, поглощая своих смертных дуалов и даже тех, других, кому достался день. Показала мне третью расу. Она тоже просила меня остановиться. Но я увидел всё по-своему. Решил, что у меня есть опыт и знания… И что я могу… всё.