Автобус нас довез почти до ворот контрольно-пропускного пункта колонии.
При виде людей в синем камуфляже, вооруженных старенькими калашниковыми, стало немного тревожно. Мой отец где-то недалеко за этими воротами отматывает срок. Ни за что. Просто так. Потому что галочки никто не отменял, и статья всегда есть. Главное, найти человека.
Я вышел из автобуса. Позади послышалось тихое кряхтенье, которое издавала небольшая сгорбившаяся бабушка. При взгляде на нее, сразу возникает ощущение, что это ее не первый визит в места не столь отдаленные.
Доверившись ее опыту, позволил ей пройти вперед, и медленно побрел за ней, попутно разглядывая место отчуждения осужденных нашим гуманным судом. Очарованный унынием и беспросветностью атмосферы, не заметил, как уже стояли у контроль-пропускного пункта.
— Слушаю — резкий голос при виде старушки приобрел добрые и спокойные тона. — Добрый день, баб Надя. К внучку пришли, или снова с начальником встретиться? Говорю сразу, его нет. Начальника нет.
- Я к внуку… с внуком хочу увидеться — ее голос был также скрипуч и медлителен, как и все движения.
— А Вы куда? — синий камуфляж обратился ко мне.
— Здравствуйте. Я поведать своего отца, встреча назначена — повторяя за баб Надей, в окошко протянул свой паспорт. В ответ возникло шуршание бумажками, а затем паспорт вновь оказался в моих руках.
Автоматчик махнул рукой, и мы двинулись дальше.
Синий камуфляж и бабушка болтали так, словно были знакомы уже много лет. Словно конвоир является другом ее внука. Словно он встретился с бабой Надей не у ворот места лишения свободы, а во дворе родного дома.
Ворота открылись и бабушка с автоматчиком исчезли за ними. Меня же дальше не пустили.
— Гражданин, проходите в двери справа через дежурного — громкий голос возник из ниоткуда, и тут же пропал.
Увидев дверь, о которой идет речь, я прошел внутрь. Там меня уже ждали двое. Один стоял возле двери, с любопытством разглядывая меня, а другой сидел за столом, глядя с явной наглостью и злостью на лице.
— Добрый день… Хочу встретиться с Сибиряковым Евгением Михайловичем, 1955 года рождения. У нас назначена встреча.
— Выложите все вещи в лоток, паспорт положите на стол и пройдите через рамку.
Повинуясь, я вытащил все содержимое карманов и прошел через рамку. После осмотра пришлось немного подождать, пока сидящий сотрудник закончит организационные вопросы. Отвращение ко всему проходящему медленно-медленно поглощало меня, окутывала вуалью, пронизывающей нервные окончания.
— Можешь идти. Леха, проведи его в комнату для коротких встреч № 2.
Ничего не сказав, до этого стоящий сотрудник посмотрел беглым взглядом на меня, и вышел из комнаты, даже не дождавшись, как я начну за ним поспевать.
Сырые серые коридоры, пахнущие мужским потом, тянулись длинной змейкой, вызывая все большее и большее отвращение.
После пятиминутной ходьбы и ожиданий, меня отвели в комнату для свиданий. По пути встретилась баба Надя, которая медленно шла и плакала. Рядом провожал ее тот самый сотрудник, встретивший нас на входе в колонию.
— Баб Надя, он исправиться. В следующий раз удовлетворят условно-досрочное освобождение. И наркоту он бросит скоро. Его ведь на учет поставили, и он добровольно лечиться начал. А еще ходатайство у начальника лежит на поощрение…
Он пытался утешить ее. На душе становилось противней, голова наполнялась тяжелым туманом. Разве тут могут помочь слова утешения?
Железная дверь со скрипом отворилась, конвоир приказал зайти внутрь. Я зашел в темное помещение с небольшой форточкой, которая едва-едва пропускала солнечный свет, а за столом в комнате сидел отец.
Он был худым, изможденным, осунувшееся лицо было в покраснениях, явно свидетельствующих об ударах.
Отец всем своим видом изображал улыбку. Все нутро говорило о том, что он на самом деле рад был меня видеть, но передо мной был сломанный человек. Туман в голове усиливался. Хотелось сломать все, что вижу, разобрать стены. Чтобы не было никакого признака существования колонии.
Отец тяжело встал и медленно подошел ко мне. Десять минут лишь стояли и обнимались. Не проронив и слова, мы разжали объятия и сели за стол.
Тишина царила в полумраке, а два соскучившихся человека смотрели друг на друга и молчали. В этот момент наши взгляды издавали такое тепло, которое невозможно передать словами.
— Как учеба? — нарушил тишину Отец. Голос скрипел и отдавал глухим гулом, идущим откуда-то из глубины его тела. Судя по всему, немного приболел.