Энтропия
Ночью Адонаю Троекурову приснились Часы Судного дня. Не в виде иллюстрированной таблицы с датами изменений, размещенной в Википедии, а как натуральный механизм, находящийся на полном издыхании. Время до полуночи отделяла одна трепетная секунда, порхающая вперед и назад — между жизнью и смертью. Похоже, что часы заело или кто-то умышленно издевался над ним, нагнетая ужас в вязкую духоту сна. Именно от этого он и проснулся — от удушья, со слезами на глазах, жадно глотая ртом воздух. Адонай сел на кровати, тихо выругался, метнул взгляд в окно. На улице жалко брезжил рассвет. Он встал, сделал несколько дыхательных упражнений, затем подошел к раме и раздвинул ее. Лица коснулся влажный воздух осенней реки; он услышал карканье пролетающих ворон. По набережной уже кто-то совершал пробежку, прыгая на ходу, махая руками и нагибаясь. «Такое ощущение, что все летит к чертям», подумал мужчина, переживая ушедший сон. Не включая свет, в полумраке он заварил кофе, сел за стол и включил компьютер. Открыл Википедию и посмотрел на таблицу. Ничего не изменилось. В этом году часы переводились на двадцать секунд к полуночи и сейчас показывали запас в одну минуту и сорок секунд. Самый короткий промежуток за всю историю. Адонай вздохнул. Тревожное чувство не покидало его. Следующие три часа он усердно шарил по интернету, выискивая упоминания о грядущем конце света. Десятки страниц пестрели броскими заголовками типа «Ученые о конце света», «Конец света перенесли», «Когда же наступит Великий Конец?..» и так далее. Среди вороха предсказаний ученых, прорицателей, больных обывателей и священных текстов он не нашел ничего нового. Это успокоило его, но не смыло лёгкого ощущения фатальности, притаившегося где-то сзади, у затылка. Когда Адонай оторвал взгляд от монитора, он уловил подступающую тошноту, слабость и то уникальное переживание, которое преследовало его последние месяцы — мироздание распадается на куски. При других обстоятельствах он не пошел бы на работу, сославшись на нездоровье. Один день мир просуществовал бы без него. Но не в этот раз. Сегодня надо идти обязательно. Тревожный сигнал может быть вестником великой беды. Контора, в которой работал Адонай Троекуров, находилось недалеко — в пяти минутах ходьбы от Банковского моста. Вся дорога занимала минут пятнадцать неторопливым шагом, которым он ходил на работу, когда не опаздывал. Но сейчас он спешил. Бегло взглянул у моста на двух чугунных грифонов с золотистыми крыльями, у которых обычно притормаживал, и быстро ввинтился в толпу митингующих на другом берегу. Это задержало его на неопределенное время. Люди протестовали против престарелого диктатора, унижения, несправедливости и попрания своих прав. Адонай протискивался сквозь толпу женщин, молодых людей и стариков. Стоя плотными рядами, все скандировали: «Уходи! Уходи!». По краям толпы стягивались бойцы в камуфляже, за ними стояли автозаки. Адонай не успел выйти из этой сутолоки, когда не нее обрушилась первая волна ОМОНа. Рев толпы усилился, раздираемый криками, визгом и матерной бранью. Ему пришлось воспользоваться своим преимуществом, хотя он не любил этого делать. Вытянув вперед Указующий перст, Адонай прошел сквозь беснующихся людей, как свет сквозь тьму. Никто не обратил на это внимания. И неудивительно — в последние годы его мало кто замечал, со смирением констатировал он. У обочины мостовой трое бугаев в масках с остервенением избивали дубинками лежащего на асфальте паренька. «Кто-тебе-заплатил?.. Кто-тебе-заплатил?..», рычал один из них в такт ударам. «Фашисты! Сволочи! Своих калечите!..», истерично кричала стоящая рядом девушка. Адонай шевельнул пальцем, и отскочившая от парня дубинка хлестнула омоновца по лбу. Тот охнул и мягко осел на дорогу. «Странно все это», — подумал Адонай, ускоряя шаг, — «Я сейчас вроде бы в Питере, а беспорядки в другой стране. Несоответствие места и действия. Похоже, сбой в системе». Свернув за угол, он попал на мощеную камнем улочку Эль-Кувейта. Воняло мочой и гнилыми овощами. Прямо в проеме распахнутой двери старик-спонсор использовал молоденькую домработницу не по прямому назначению. Она покорно всхлипывала, опустив голову к грязному полу. Адонай скользнул по старику взглядом и тот, схватившись за грудь, с хрипом осел, елозя спиной по стене. — Как все запущено, — шептал Адонай, выныривая к кварталу Атланты, где у перегородившей дорогу баррикады стояли две полицейских машины. Пивная банка летела в его голову, и он автоматически уклонился. — Точечная помощь не спасет. Это сдвиг по всем направлениям. А если посмотреть шире… Глобальное потепление, ядерные испытания, эпидемии, искусственный интеллект… И опять тошнота подкатила к горлу, земля поплыла под его ногами, полетели перед глазами куски разорванного мира… Он глубоко вздохнул, заученно повторив дыхательное упражнение, и быстро пошел к зданию своей конторы. «Быстрее, быстрее. Не хватало еще попасть в сердце ИГИЛа. Ох, блин, как же я устал…». У проходной сидел усатый старик с хитрыми глазами. Перед ним лежал шмат сала с хлебом и, видимо, он только собирался поесть. — Доброе утро. Ваш пропуск, пожалуйста, — сказал он, двигая усами. Адонай притормозил, нашаривая в карманах пропуск. Его нигде не было. — Дома забыл, похоже. А вы что, меня не узнаёте? Не первый день видимся, вроде. — Порядок такой, — развел руками вахтер. — Много вас ходит тут, все при делах… А кто на самом деле, не поймешь. — Я Бог. — Кто, простите? — Бог. Лукавое лицо старика вдруг стало серьёзным, цепкий взгляд ощупал лик стоящего перед ним, и подобострастная улыбка раздвинула широкие скулы. — Прошу прощения, господи… Боже. Проходите, пожалуйста. Впредь буду знать. Не повторится… Адонай Троекуров поднялся по лестнице на второй этаж, прошел через огромный холл со множеством дверей и зашел в ту, на которой висела табличка «Отдел планирования миропорядка». — Мария, привет. Будь добра, кофе, — бросил он секретарше и юркнул в кабинет. На большом бюро, за которое он сел, лежала аккуратная стопка незакрытых проектов. На верхнем было написано: «Коронавирус». Адонай наперечет знал, что было ниже, потому что постоянно их перекладывал по мере значимости. «Беларусь», «Донбасс», «Афганистан», «Ливия», «Йемен», «Эфиопия» и далее по странам и регионам. Религиозные, межрасовые, гендерные, природные, научные и другие проекты находились в нижней части. «Рабство в азиатских странах», «Сексуальное рабство в мире», «Развитие искусственного интеллекта», «Ядерные испытания», «Изменения климата» и вовсе лежали в самом низу, редко выплывая на поверхность. «Как много проектов собралось… И в последнее время они растут, как грибы на поляне», с жалостью к себе подумал Адонай, растерянно глядя на внушительную стопку бумаг. Он тут же вспомнил ночной сон и переживания, связанные с ним. Встал из-за стола, достал из кармана ключи и открыл небольшой сейф, что стоял у стены. Достал книгу, которую обычно читал в безмятежной тишине кабинетной прохлады, и за ней старый, покрытый пятнами ржавчины раритетный будильник, заведенный еще в 1947 году. Повернув его, он посмотрел на циферблат. Дверь открылась и вошла секретарша с чашкой дымящегося кофе. Адонай быстро сунул часы в ящик стола. — Ваш кофе, пожалуйста. — Девушка посмотрела на стопку проектов и на неуклюже застывшего начальника у стола. — Вы уж следите за собой. Столько работы на вас навалили, надо же… Может, вам еще чего-нибудь? Перекусить, например? — Спасибо, Мария. Я дома поел, — соврал Адонай. — Знаешь что, позови Михаила. Поговорить надо. Он уже пришел, надеюсь? — Конечно. Вносит правки в проекты. Сейчас позову. — Спасибо. Когда вошел его зам, Адонай делал вид, что читает проект «Беларусь». Он тут же отложил его в сторону, но Михаил уже увидел название. — Что скажешь? — кивнул он на папку. — Нехилая завернулась ситуэйшн, все в шоке. — А ты какие правки вносил? Я вроде по этому поводу никаких решений не принимал. — Как обычно, ориентировался на исторический дискурс, здравую логику и волю народа. Сложившаяся ситуация рассматривалась как одна из интерпретаций возможных вероятностей, но чисто гипотетически. Скажу честно — у меня такое впечатление, что кто-то вмешивается в ведение дел, а мы этого даже не знаем. — И ты тоже это чувствуешь? — встрепенулся Адонай и достал из ящика стола будильник. — Тогда вот, смотри! — Ни фига себе! Что это значит?.. Тонкая длинная стрелка на бледном циферблате часов с механическим стрекотом жевала последнюю секунду мироздания — зловеще, неотвратимо, с упрямой размеренностью циклических повторов. — Что это значит, мы должны сейчас выяснить. Немедленно, — глядя в глаза заместителя, тихо и твердо произнес Адонай. Он заметил, как мгновенно побледнел Михаил, лицо его вытянулось, в глазах застыли растерянность и испуг. — Ты ничего мне не хочешь сказать? — Так сразу? Даже не знаю. Надо подумать… — Некогда. Понимаешь, чем это грозит? — Сначала нас уволят. Потом закроют все остальное. Глобальный проект сдадут в утиль. Адонай открыл сейф, достал пузатую бутылку и две рюмки. Налил в них коньяк. Быстро и молча они опрокинули его в себя. — Теперь садись и говори. Какие предположения? — Думаю, Падшего следует исключить сразу. Он и так лет двадцать, как рулит, — сказал Михаил. Он уже взял себя в руки. Многолетние опыт и выучка давали о себе знать. — Если только не зах