- А меня Павел. - Он протянул руку, и я пожал её. - Хм. Подробнее, значит? Да что тут скажешь подробнее... Больше всего сейчас люди боятся мирной жизни, потому что в ней ничто не отвлекает нас от леденящих душу спокойных шагов приближающейся смерти. Ничто не наделяет повседневную жизнь смыслом, заставляя изобретать себе оправдания и поводы для подвигов.
Эти люди лишь ждали повода, поэтому они так быстро повыскакивали на улицу и завопили: «Конец света! Конец света!». Ну и что? Каждого из нас ожидает персональный конец света, даже если никогда не придёт Христос, или никогда не упадёт очередной метеорит, мы все понемногу, потихоньку покинем Свет и отправимся в неизведанное.
Вот, американцы запустили свои корабли. Значит, по их логике, это ушёл «золотой миллиард», а мы тут остались принимать на себя все бедствия последних времён. И знаешь что? Они теперь собственноручно эти бедствия и создадут.
Полицейские сирены на улице были весомым подтверждением слов Павла. Но разговора, изобилующего фактами и сведениями, у нас не получится, это видно сразу, поэтому стоило попробовать пока сменить тему.
- А девушка у тебя есть? Или, может быть, невеста, жена? - спросил я как бы невзначай.
- Есть любимая. - Мрачно глядя перед собой и прихлёбывая пиво, процедил сквозь зубы Павел.
- Как зовут?
- Диди.
- Ого! - Я изо всех сил играл удивление - Что за имя такое? Она иностранка?
- Она татарка.
Не знаю почему, но сказал он это так, что если бы вместо слов «она татарка» было бы «это фатализм», суть бы не поменялась. Я, было, собрался расспросить подробнее об отношениях с Дидиан и разузнать о Парижской истории, но Павел вдруг повернулся, посмотрел на меня каким-то глубоким и тяжёлым взглядом и сказал: «Сменим тему». В тот момент мне почудилось, что передо мной как будто сняли крышки с двух колодцев, а под крышками... Там была бездонная тёмная пропасть.
Предстоящие посиделки после такого начала мало имеют шансов пройти в высокоинтеллектуальном жанре. А приложиться к бутылочке, как мне доводилось видеть, Павел любитель. Пусть же хоть я не буду повинником этой злой затеи.
Павел отправился в уборную, оставив сумку, из которой торчал уголок телефона. «Хм, почему бы и нет» - одна лишь мысль, и вот я уже звоню себе с его телефона, а затем удаляю набранный номер и кладу всё на место. Павел вернулся и собрался заказывать ещё, но я остановил его.
- Послушай, мне только что звонили, и я должен бежать на работу.
- Сейчас? Ну что ж... - Он залпом уничтожил все остатки и снова повернулся, глядя на меня абсолютно трезвыми глазами - Надо так надо. Пополам?
Мы расплатились и пошли на улицу. Прямо рядом с пабом стояла причитающая старушка.
- Господи! Да что же это делается-то, а? Да вы поглядите, мальчики - она обратилась к нам - что же это? Нешто ли мало бед было на нашу долюшку? Господи! - и, махнув безнадёжно рукой, она ушла, продолжая причитать.
На улице творилось и впрямь невообразимое. Вспомнились слова старого знакомого про революцию, что «она дело такое - если началась, то не остановится, пока всё не размотает к чёртовой бабушке». Толпа двигалась теперь, что символично, от площади Александра Невского к площади Восстания, выкрикивая наспех сложенные речёвки и лозунги, кидаясь в разные стороны, кто иконками, а кто банками из-под пива. Странно всё это, ведь старый город давно уж, казалось, угомонился. И вот поди ж ты! Культурно-историческая память.
Павел хлопнул меня по плечу на прощание и скрылся в толпе. Слева и со стороны площади послышались полицейские сирены, сразу несколько голосов в рупоры пытались остановить шествие словами. А люди в ответ орали свои речёвки ещё яростнее, ещё дальше бросали свои банки, палки и прочий мусор. В ступор ввела одна старушка, которая с криками: «Довели страну! Люди с голоду помирают!» загребала обеими руками продукты с полок открытой уличной лавочки и жрала их прямо здесь, пока не пришла полиция. И это не была ночующая на улице или просящая подаяния бабка, нет, - те куда более благоразумны в этом отношении, - это была прилично одетая, сытая с виду старушка в бежевом пальто с повязанным на голове чёрно-красным расшитым шарфиком. Тем страшнее было видеть, как эта старушка кричала и жрала с прилавка, отталкивая свободной рукой плачущую продавщицу, как безумными и торжествующими глазами оглядывала окружающую и, по всей видимости, поверженную её «смелостью» улицу.
Я думал, что проходящие мимо парни остановят это бесчинство, но вместо этого, они, и ещё несколько мужчин и даже две девушки присоединились к бабке, стали кричать про то, как наши власти доводят страну, про евреев, про фашистов, про козни американцев и про маленькие зарплаты. И при этом стали расчищать прилавки этой же лавочки, а потом перекинулись и на ближайшие магазины. Гулять, так гулять!