- И я почти всегда был виноват. Хотя это фишка наверное всех женщин. Мужчина виноват. Как бы там ни было, от меня она много настрадалась. Слишком много.
- И всё-таки вы вместе.
- Пока да. Судьба, наверное, такая.
Налили, выпили. Налили ещё. Тут, наконец, пришла Дидиан, свежая, тёплая и чистая во всех отношениях. Женщина после принятия ванны - это ни с чем несравнимая красота и прелесть. Завидую Павлу, потому что в его глазах она сейчас вообще подобна Елене, повиннице Троянской войны.
- Почему мы так цепляемся за культуру и кровь? - мне вдруг стало интересно продолжать разбирать то, что он лишь зацепил краем.
- Все культуры и религии - это отвлечение от смерти. Но в смерти спасение. Националистические движения - это страх ребёнка, у которого отняли любимую игрушку. Понимаешь, каждая форма жизни на Земле стремиться не к развитию, а к бессмертию себя в той форме, в которой уже существует. Культура, народная культура - это сохранение апробированных способов бытия, это способ избегания смерти. Но смерть неумолима. Она придёт, готовы мы или нет, придёт, чтобы расчистить от нас путь следующим. И сейчас культуры не готовят к смерти, а отвлекают от неё. И заметь, - от эмоций и волнения Павел стал шагать по комнате, - сейчас ратуют за народную музыку, но возрождается она где? В музеях и на сцене. Всё извращается. Народная культура - это просто часть масс-медиа, не больше. Это ниша в потребительской культуре. А религия? Она была духовным ядром культуры, а власть - просто культурным феноменом, и что в итоге? Теперь всё это инструменты. Всё извращено.
- Вот за такие разговорчики тебя и сфотали полицейские - я свёл в шутку, потому что рассуждения Павла специфичны, и мне ещё нужно было понять это так, как он. Не додумывать, а понять.
- А воспитание детей? - Павел продолжал о своём - Какая к чёрту генетика и смешанность! Если ребёнок смог появиться на свет, значит так и должно было быть! Воспитание... Если кто волнуется о воспитании, или ищет идеальные способы воспитания, идеальные факторы его рождения, то тот не готов быть родителем. Ребёнок будет смотреть на нас. И это его воспитует.
- Во что ты веришь, Павел? - неожиданно для самого себя спросил я.
- Я верю, что люди откажутся от лжи. Тогда мы оторвёмся от груза и сможем свободно парить по просторам Вселенной. Человечество сможет жить среди звёзд. Не осваивать, нет, но примириться с ними. Сколько технологий уже открытых придут к нам, когда мы отринем князей и направимся к Царю! Единственному законному царю всех царств. Сколько тайн будут освещены светом, и даже те тайны, что Космос подобен Преисподней, что он ею и является и наполнен смертью и гневливыми духами.
Но освободившийся ото лжи Человек будет ими не убиваем, а очищаем. Испытания проведут человечество на высшую ступень возможного, поселив там, где ему и необходимо быть. Никто из людей никогда не станет равным Богу, но всякий из живущих в это будущее прекрасное время будет Богом. Потому что не будет разницы между тобой или мной, между букашкой и созвездием. Всё будет на своём месте, и всё должно иметь равную ценность. Ведь не отрубаем же мы себе мизинец потому, что он слабее большого пальца! Люди сейчас строят гражданское общество, но оно - бред, потому что его граждане только люди. Нет, в обществе будущего гражданами будут все. И жизнь будет признана в камне, права в самой последней букашке, свобода - в каждом вздохе.
Он устало сел на кровать, смущённый собственными мыслями, прозвучавшими вслух. Он словно хотел теперь как-нибудь перевести всё в шутку, не показаться ненормальным, странным. И если бы я мог описать, как при этом смотрела на него Дидиан! Если бы только мог! Это был взгляд полной любви и восхищения. Вот почему эти двое были вместе - они смотрели на мир с одинаковой высоты. Пусть траектории их полёта постоянно расходились, но они оба взлетели выше облаков и навсегда вкусили сладость свободы, любви, безвременья. Вместе.
- Знаешь, когда в Медине ремонтировали усыпальницу Мохаммеда, произошло интересное событие, которое мне очень запомнилось из книг на эту тему. - Снова, перебивая стеснение, заговорил Павел. - Рабочим там, также как и всем остальным под страхом смертной казни было запрещено входить внутрь усыпальницы. И когда рабочие закончили все работы снаружи, начальник собрал их и сказал: «Я не вправе приказывать, но и внутри нужно сделать работу, иначе усыпальница пророка придёт в недостойный вид, и Аллах покарает нас». Тогда один из рабочих вызвался пойти внутрь. Он вошёл и сделал там всю работу, всё отремонтировал, и все почистил с великим трепетом и благоговением. А когда вышел, ему отрубили голову. Потому что никому нельзя было находится там, и он это знал. И все знали. Но остальные не пошли, а он пошёл. - Павел посмотрел мне прямо в глаза, и я снова упал в эту глубокую тёмную пропасть - Понимаешь? Смысл в том, чтобы не требовать себе спасения за свою жертву.