Они хотят для нас экуменизма, хотят объединить всех под эгидой разлагающих западных ценностей, объединить нас по отрицательному признаку, для того, чтобы управлять нами и всем вместе ринуться в пропасть. Но мы заявляем: они поторопились!
Мы знаем спасение и спасение это в нашей национальной культуре, в сохранении культурного многообразия! Прямо сейчас мы призываем вас, всех желающих, подписать письмо Президенту с требованием отказа от вступления в «Союз государств», союз с теми, кто желает нам гибели, порабощения! По всей стране пройдёт эта акция, и власти вынуждены будут услышать свой народ, вынуждены будут поступить так, как мы этого требуем, в согласии с истинным беспокойством о судьбах Отчизны!
Все хлопали, свистели и награждали оратора одобрительными выкриками. Кто-то рядом положил руку мне на плечо. Оказалось, всё это время тут стоял мой бывший одноклассник по имени Кирилл. В школе он всегда сидел на задней парте, учился на одни тройки и при этом практически ни с кем не общался. Физически очень крепкий, в то же время он был эмоционально зажатым, стеснительным домоседом. Но сейчас я почти не узнал его: передо мной стоял расцветший рослый довольный собой мужчина с короткой стрижкой и красной повязкой на правой руке.
- Привет! - Я хотел было затеять с ним разговор, но его страшно озабоченный и в то же время самодовольный вид несколько сбивали с толку.
- Да, привет. Слушай, ты здесь не видел фашистов, которые бы провокации устраивали?
- Нет, не видел, - я не смог сдержать улыбки от вида этого театра, - а зачем они тебе?
- Я здесь старший дружинник. - С важным видом заявил Кирилл. - И мне сказали, что где-то здесь ходят парочка фашистов, устраивающих провокации. Ладно, не видел, так не видел, мне нужно идти.
- Успехов.
И позабавивший своей напускной серьёзностью «дружинник» удалился. С трибуны тем временем продолжались призывы к бою на фронтах культуры и политики.
- Вера объединила нас, - кричал старик с трибуны, - и это не только вера во Христа, это наша общая вера в великую миссию России, объединяющая нас и утверждающая наш долг беречь Отчизну, во имя её мировой и мироспасительной миссии. Сегодня мы с горечью отмечаем, что нас не слышат и не хотят слушать, что Родина разбазаривается и распродаётся, что вера угасает в сердцах и бесчинство повсюду возобладало! Мы донесём своё слово до самого верха, до их правительственного Олимпа, на котором они спрятались от мирских дел и забот своего народа!
В это время, со стороны проспекта послышался новый шум. Из автобусов без номеров стали выходить полицейские и спецназ, построилась стена щитов: очевидно, демонстрацию было решено заканчивать.
- Видите! Видите, как они боятся нас! - Закричал ещё громче старик, показывая рукой на собиравшуюся полицию. - Это так они встречают правду о себе! С гневом и ненавистью, за которыми прячется страх, страх о содеянном!
Чувствуя неладное, я стал выбираться из толпы демонстрантов к другому краю улицы, подальше от основного скопления полиции. Не очень-то хотелось снова попадать в участок в качестве подозреваемого, или того хуже. Толпа принялась скандировать свои лозунги и смыкаться в плотный строй; полиция встала в два ряда и двинулась в их сторону медленным шагом. Позади стены щитов было видно ещё подъезжающие автобусы, выгружающихся ОМОНовцев и представителей прессы и телевидения. Ситуация накалялась.
Тут произошло нечто странное, объяснение чему найти было в тот момент сложно. С перпендикулярной улицы, сквозь заграждения стали просачиваться другие люди, одетые в белую и просто светлую одежду. Обычные куртки, штаны и прочее, просто подобраны примерно одного цвета. Этих людей в белом оказалось достаточно много - человек сто - сто пятьдесят, и все они стали собираться в пространстве между демонстрацией и полицией. Я немного обошёл всё это собрание, чтобы лучше видеть и при этом оставаться в стороне. Полиция, очевидно, напряглась, но что странно, и демонстранты тоже. Может быть, это какие-нибудь сектанты?