Именно в этом состоянии, глубоком как океан, Павел и отыскивал на самом деле свои лучшие мысли, но преподносил их на суд общественности исключительно в состоянии противоположном - в состоянии дрейфующей над океаном маленькой лодки радости. Бывает такая в море погода, что если лечь на спину и смотреть только на небо, то и позабудешь ЧТО под тобой. Вот так и с мыслями Кичигина - половину времени он проводил, лёжа на спине в лодке, а половину - в шторме и даже в погружении в самый настоящий океан, который и составлял громадную часть Павла.
Многие люди недолюбливают джаз или блюз. А что уж говорить о музыкальной профессуре старой школы! Но спустя какое-то время горения в котле собственных мыслей Павел понял всю прелесть такой музыки. Мы гоним совершенную на неё напраслину, лишь по причине того, что она - чужеземная, или что она развязна, забывая о её истинных возможностях в исцелении больных душ (а уж те, кто напротив, восхищаются джазом и блюзом лишь по причине их антуража, - те так и вовсе непростительно оскорбляют их). Что для себя уяснил Павел, так это то, что эта музыка не требует траты сил. Она бывает криком души того, чья душа прогорела и кричать не может, она способна утешить того, кого вот-вот и уже ничто на свете не утешит. Такая музыка, как и некоторые редкие русские романсы, записанные давным-давно на пластинки, является лекарством и не должна приниматься без нужды.
Если вспоминать о лодке в океане Павла, по прибытию он лежал в ней лицом к небу, но прочтение последнего письма от Диди подняло в океане волну, плеснувшую Кичигину прямо в лицо. До ближайших дел оставалось ещё дня три, не меньше, поэтому всё на свете намекало Павлу лишь на одну мысль - сегодня следует выпить.
Разумеется, не в одиночестве, до такого он не хотел «опускаться», потому лишь, что пока считал это падением. Но из знакомых вокруг никого не было. Почти никого.
Павел вернулся в дом и обнаружил Бориса в неизменившемся положении у телевизора. Борис был молод, моложе Павла на год, или может на два, значительно выше его ростом, крепкого сложения, с небольшим отчётливым пузцом и с немного забавными очками на глазах.
- Я подумываю сегодня вечером прогуляться. Как вы на это смотрите? - с порога перешёл к делу Кичигин.
- Прогуляться... - задумчиво потянул слово Борис, - Что ж, это можно. Но раз дело к вечеру, мы же не будем просто прогуливаться? - Одна нога Бориса тем временем уже спустилась на пол с дивана и поместилась в сланец.
- Я думаю, можно немного выпить.
- Хорошо. - Вторая нога очутилась на полу: Борис встал. - Но мы же не будем просто сидеть в баре, как обычные колдыри, тем более в первый день вашего приезда, когда вы ещё толком не видели город?
- Что вы предлагаете? - в надежде на хоть какое-нибудь маленькое приключение спросил Павел, в голове которого идей для прогулки не было.
- Ну, для начала мы могли бы перейти на «ты». А потом, синоптики сегодня обещают прекрасную ночь. Небо к ночи освободится от облаков, а ветер стихнет. Поэтому предлагаю сходить в ночную экскурсию по реке на небольшом катерке. Как ты на это смотришь? - прямой взгляд Бориса сквозь огромные увеличивающие линзы очков едва не вызвал смех у Павла, но он сдержался и только лишь добродушно улыбнулся.
- С удовольствием.
3.
Ветер вопреки заверениям синоптиков никак не хотел униматься, забираясь влажными ручищами не только под предусмотрительно надетое тёплое пальто, но и под кофту и даже рубашку. Облака же правда разошлись, освободив путь свету редких звёзд, видимых несмотря на огонь тысяч фонарей. Где-то вдалеке слышался гул салюта, весь проспект был заполнен людьми, не оставляющими привычку торопиться даже при вечерней прогулке. Город спешил жить.
Десятки зазывал предлагали отдых с шлюхами, десятки заведений - еду и кондитерские изделия. Кругом вывески. Вывески, вывески, вывески... Город культуры на деле, как и все мегаполисы на свете, был по большей части лишь столицей потребления. Впрочем, архитектура ещё пока занимала нашего героя, любившего гармонию во всём, любившего красоту и сердцем отдыхавшего от «прелестей» точечной застройки родного города.