Волохонский сидит на крыше, обхватив руками печную трубу, и тихо постанывает.
— Слезай, Иуда! — приказывает Плухов, потрясая шашкой.
— Товаррищ генеррал, я больше не буду. Прростите меня… Служу Советскому Союзу! — молит Волохонский.
— Ты слезешь или нет? Я приказываю! Под суд пойдешь за неподчинение!
— Не слезу, — стонет Волохонский. — Не могу. Лучше под суд… На вас лица нет, товаррищ генеррал. Боюсь я.
— Евсюко-ов! — зовет генерал. — Евсюко-ов! Появляется лейтенант Евсюков.
— Лестницу! — орет Плухов. — Живо на крышу! Снять гадину! Через минуту Евсюков осторожно ползет по черепицам к трубе. В зубах у него моток веревки.
— Не приближайтесь ко мне! Не прикасайтесь ко мне! Не трогайте меня! Что я вам сделал? — причитает Волохонский. Потом внезапно бьет каблуком по голове приблизившегося Евсюкова. Евсюков, выронив изо рта моток, кубарем скатывается с крыши и грохается оземь. Хрустят шейные позвонки. Голова Евсюкова неестественно запрокидывается. Глаза стекленеют. Из уголков губ тонкими струйками сочится кровь.
— Ладно, — зловеще произносит генерал. — Я сейчас тебе устрою свечезарную ночь… Ты у меня сейчас спляшешь «семь-со-рок»… Сидор! Парабеллум!
Сидор подает Плухову пистолет. Волохонский прячется за трубу.
— Не делайте этого, товарищ генерал. Побойтесь Дяди! Трубу попортите.
Плухов поднимает пистолет и, целясь в части тела Волохонского, не уместившиеся за трубой, стреляет. При этом генерал передвигается вокруг дома, а Волохонский — вокруг трубы. Генерал приговаривает:
— Мезуза, говоришь? Бенедиктин? Букву «эр» выговаривать научился? В ГэБэ проник, сволочь? Маца? Четырнадцать братьев?
У Плухова кончаются патроны.
— Э-э-эны-ы-ыч!!! — вопит генерал. — Э-э-э-эны-ы-ы-ыч!!!
На крыльцо, в длинной домотканной рубахе, зевая и почесываясь, выходит заспанный Эн Энович.
— Чего ты, Сергеич? — спрашивает он. — Чего людям спать не даешь?
— Та-ак, — говорит генерал неожиданно спокойным голосом. — Эныч, что у нас с тобой в списке красным фломастером обведено, скажи-ка быстренько.
Эныч лениво, с недовольным видом, произносит ругательство.
— Стоило из-за этого от сна отрывать, — бурчит он и уходит в дом. С крыши падает свернувшийся в клубок гигантских размеров солитер, разворачивается и уползает под крыльцо, Из-под крыльца доносится:
— Товарищ генерал, ну зачем же так? Поговорим как коммунист с коммунистом…
12
Протерев кулаками глаза, Коля потягивается и осторожно высовывает голову из-за телевизора. В центре комнаты, на полу, подложив руку под щеку, спит, похрапывая, Эныч. Пол подметен, бутылки аккуратно составлены в угол. Покосившись в сторону покалеченного бара, Коля выбирается из-за телевизора и подходит к окну. Видит подстригающего кусты садовыми ножницами Сидора.
— Как на Черный Терек, как на Черный Терек, — напевает Сидор, — собиралась конница из тысячи коней…
Коля прислушивается. Других голосов не слышно.
— Эй ты, цирюльник! — окликает генеральского слугу Коля. — Где генерал?
— Батюшко Петр Сергеич изволят в бассейне купаться, — говорит Сидор. — А чего ж ты спишь так долго? Уж петушок пропел давно… Завтрак на кухне.
— Слушай, мне бы похмельнуться…
— Ты в углу посмотри, — советует Сидор. — Я там бутылки составлял, в некоторых много еще оставалось.
Коля идет к бутылкам. Отобрав те из них, на дне которых задержалась жидкость, разыскивает стакан и сливает в него остатки. Выдохнув, выпивает буроватую смесь.
— Хорошо, — говорит он. — Но мало.
Посмотрев еще раз бутылки и убедившись, что в них ничего не нет, Коля секунд десять смотрит на генеральскую сокровищницу, решается и идет к бару. Достав пузатую черную бутылку, он откупоривает ее, наливает полный стакан и залпом его осушает.
— Отличная штука! Эй, Эныч, — подъем! Труба трубит, сержант зовет в поход. Вставайте, граф, рассвет уже полощится. Э-ныч!
Он принимается расхаживать по комнате, время от времени ударяя Эныча по голой пятке. Рассказывает:
— Эх, скажу я тебе, вчера и денек был! Как с утра начали квасить, так до самой ночи не просыхали!.. И где мы только с дядей Лукой не были! По всему городу прошвырнулись. Но главное — Паруса! Вот это кино было! Если б ты видел, какой Молекула концерт устроил — закачаешься! Я с дядей Лукой и ребятами участие принял! Меня капитаном выбрали! Знаешь, какой я там порядок навел — ого-о! А главное — приз выиграли, ящик водки «Столичной», экспортной! Половину я народу раздал, а другую половину тебе вез, да по дороге дядя Лука, пенек аляповый, тормознул неудачно… А еще я на шарике воздушном покатался, «Абитуриентио» называется. Большой, красивый, а город наш — с кулачок. Но я свое Мазилово успел разглядеть. Так вот!.. Нет, здорово было, что ни говори. Давай сегодня отпросимся у генерала — и под Паруса! Да, слышь, Эн Эныч, я там между прочим, твою Риту вчера видел. Хорошо выглядит. Привет тебе передавала. Спрашивала, когда домой собираешься… А Семен-то хохмач! Знаешь, что выкинул напоследок! Нашел на заводе какую-то пугалу и ну с ней прямо в цеху заниматься. Потом их ее полюбовник Митька-горновой накрыл и обоих в печь закинул. Представляешь… Наверное, суд будет. А еще я очки нашел. Золоты-ые! — Коля достает из кармана очки, надевает их, подходит к зеркалу. — Хму-у… Погляди-ка, да я в них прямо настоящий интеллигентный дядек! Нет, в самом деле, погляди Эныч, — похож?
Носком ботинка Кувякин тычет друга в бедро.
Эныч вздыхает, открывает глаза.
— Похож-похож, — говорит он и переворачивается на другой бок. — Вылитый МАДНАВОХ.
Генерал вылезает из воды, обтирается, надевает халат, закуривает и садится в кресло-качалку. Резмеренно текут мысли.
«Пьянство пора прекращать. Оно ни к чему хорошему не приведет. Тому много примеров. Петр Первый, Барбаросса, Ричард Львиное Сердце, Чан Кайши, Каддафи, Саддам Хусейн и почти все остальные завоеватели загнулись или еще загнуться из-за пьянки раньше положенного срока. Не следует повторять их ошибок. А я вчера основательно перебрал. Потерял над собой контроль. Страшного, конечно, ничего не произошло, но все-таки неприятно. Так нельзя… Ладно. Нужно оценить сложившуюся ситуацию. Первый этап генеральной перестройки человечества, по-видимому, завершен. Необходимо проверить и изучить полученные результаты, после чего, учитывая все возможные факторы, переходить к следующему этапу… Да, поистине все простое — гениально. Ни Маркс, ни Ленин, ни сам Дядя, если бы он был, никто из них так и не смог решить проблемы освобождения человека и только потому, что не подумали о возможностях обратной эволюции, которую так наглядно продемонстрировал под моим началом Эныч, а именно: от высшего к низшему. Вот — основа основ, ведущая в царство равенства и равноправия… И самое главное. Теперь у человечества есть настоящий, живой, невыдуманный Дядя — Он, Плухов Петр Сергеевич. Это, конечно, налагает огромнейшую ответственность, но думаем, что справимся».
Плухов покидает кресло-качалку и идет вокруг бассейна, делая на ходу руками гимнастические упражнения.
«Сегодня — день отдыха, а завтра с утра — к делу. Надлежит лично совершить облет мира по маршруту: Дача — Москва — Париж — Нью-Йорк — Дача. С собой обязательно надо взять Эныча на случай какой-либо накладки».
Генерал возвращается в кресло и закрывает глаза. Раскачиваясь, охватывает мысленным взором панораму нынешнего человеческого бытия. Видит, как на Елисейских полях, на Бродвее и Красной площади, на улицах и площадях Рио-де-Жанейро, Мельбурна, Кейптауна, Мюнхена и Катманду, в Гайд-парке и возле Ниагарского водопада, у подножия Статуи Свободы и средь колонн Акрополя бессмысленно копошатся самые разнообразные твари.
Плухов затягивается сигаретой. Поглаживает грудь. Посидев, предаваясь сладким видениям еще две-три минуты, он встает. и бодрым шагом направляется к дому. У крыльца генерал весело поддевает ногой оказавшийся на дорожке камушек. Тот закатывается под ступеньки.
— Ой, — раздается оттуда.