— Снукер? Американка? — Голос Гелариуса слегка дрогнул. Он заглянул Хартману в глаза. — Или, может, вы предпочтете русскую пирамиду?
— Как вам будет угодно. — Хартман сделал вид, что не обратил внимания на смысловой акцент, который допустил Гелариус, и собрал шары в треугольник. — Ну? Решайте.
— А, — махнул рукой Гелариус, — пусть будет старый, добрый пул.
— Отличный выбор. Разбивайте. Уступаю без раската.
Гелариус снял с полки кий, положил его на плечо, медленно приблизился к столу, оглядел поле, нагнулся и резким ударом по битку разбил пирамиду. Шары разбежались во все стороны, ни один не упал в лузу. В свою очередь Хартман обошел вокруг стола, накатом легко сыграл прицельный и без перерыва дал от борта с попаданием сразу обоих.
— После нашей прогулки под парусом меня руки не слушаются, — словно в оправдание сказал Гела-риус и посмотрел на неподвижно сидевшего в углу мужчину. — Я никогда не управлял лодкой — только своей женой, да и то без особого успеха.
— Я вас понимаю. Вмешательство в законы природы редко бывает успешным.
— Нет, что вы, матриархат давно в прошлом.
— Это нам так хочется думать. Женщины охотно удерживают нас в этом заблуждении, тогда как всё, что мы делаем, как одеваемся, какого мнения придерживаемся, незаметно навязано именно слабой половиной человечества. В самом деле, зачем вам эти золотые запонки, если не для того, чтобы нравиться женщине? К чему ваши шутки, когда вы не сможете пересказать их жене, чтобы заслужить ее восхищение? А война? Война! Абсолютный триумф гамадрила перед оробевшей самкой.
— Какие страшные истины. У нас в посольстве придерживаются иного мнения.
Не поворачиваясь, Хартман отправил очередной шар в лузу и тихо обронил:
— Да ведь вы больше не служите в посольстве.
— Откуда вам это известно?
— Слухами, как говорят русские, земля полнится. Вы же прячетесь.
Последнюю фразу Гелариус пропустил мимо ушей, но тень легкомыслия с его лица слетела. Выдержав небольшую паузу, совсем другим, уже жестким тоном он сказал:
— Кстати, о русских... Поверьте, Георг, мне неприятно об этом говорить, но. Как это в Писании? «Все тайны будут известны».
— Не так, Макс. «Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы». Вот точные слова Евангелия от Луки.
— Боже мой, какая разница? Смысл тот же. — Он прижал пальцы ко лбу, пытаясь сосредоточиться. — Так вот, о русских. Надеюсь, Лофгрен, у вас хватит мужества принять тот факт, что и мне о вас кое-что известно. Например, о вашей миссии. Здесь, в Цюрихе. О вашей основной миссии. Кстати, цитата из Библии более чем уместна. Мы знаем, что вы — советский агент. Вы ведете переговоры с моими соотечественниками. И главная тема переговоров — урановая бомба рейха.
Выжидательное молчание Гелариуса никак не отразилось на поведении Хартмана, который продолжил спокойно просчитывать траекторию шара. Тогда Гелариус подошел ближе и с нажимом добавил:
— Вас раскусили, Георг. Ваша юридическая контора — ширма. Шведы — тоже ширма. Вы работаете на Советы. А это не одно и то же, как если бы вы работали на СИС или испанскую разведку. Вы провалились. Мы видим вас, ваши контакты. Мы можем скомпрометировать вас.
— Кто это «мы»? — так же не оборачиваясь, спросил Хартман.
— Мы — это те, кому есть что терять.
Хартман нагнулся и сказал:
— От двух бортов бью в середину.
Комбинация была выполнена почти идеально.
— И чего вы хотите от меня? — спросил Хартман.
— Отчета. Никто вас не тронет, никакого влияния вы не почувствуете, нас не интересует русская разведка, но мы хотим получать исчерпывающую информацию о ходе ваших переговоров. В конце концов, национал-социализм изжил себя, новый мир будут создавать союзники, то есть мы с вами. Давайте сотрудничать. Что скажете?
Хартман медленно повернулся, секунду помедлил, опираясь на кий, уткнувшись взглядом куда-то в область подбородка Гелариуса, и внезапно нанес ему короткий, сильный удар в солнечное сплетение. Бокал с коньяком полетел на пол. Долговязый Гела-риус, охнув, сложился, как перочинный нож. Горящая сигара последовала за коньяком. Тип в углу сорвался с места, выхватив из-за пояса оружие, но Ге-лариус предостерегающе выставил в его сторону ладонь с судорожно растопыренными пальцами.
— Сядь! — сдавленно выкрикнул он. — Сядь! Ничего!
Побледневший Хартман положил кий на стол и направился к выходу, попутно бросив корчащемуся от боли Гелариусу:
— Я подумаю.
В любом случае он дал им понять, что занервничал, сорвался, дал слабину, что они его дожали, и теперь у него было время осмыслить случившееся с учетом того, что повод к победному ликованию он им предоставил.