— Я вас слышу. — Первухин замялся. — Поверьте мне, Игорь Васильевич, от запуска вашего циклотрона многое зависит... Практически — всё.
— Скажите, Гесслиц, вы бывали в Швейцарии?
— Нет, дальше Саксонии не выезжал. Всю жизнь в Берлине.
— О, как много вы потеряли! Это восхитительная страна. Чудесный климат. Воздух. Горы. А кухня! Раклетт не пробовали? Ну-у! Представьте себе, расплавленный сыр с овощами и кусочками тушеной говядины. С ума можно сойти! Или рёшти! Типичное блюдо Цюриха. Жареный картофель, раскатанный в такую промасленную лепешку, с беконом и сыром. Очень вкусно. Господи, мы уже забыли, что такое хорошая, вкусная еда.
— Нет, штурмбаннфюрер, я о таком даже не слышал.
— Ничего. У вас будет возможность не только услышать, но и попробовать. Вы едете в Цюрих.
— То есть как?
— А вот так. Там небольшое дельце, и вы можете помочь. Мы же отныне сотрудники, не так ли? Как говорится, товарищи по оружию. Получите внеплановый отдых в виде служебной командировки. Разве плохо? С вашим начальством мы договоримся. Кто там у вас теперь? Панцингер? Вам даже не надо будет объяснять, где вы были.
— Но когда?
— Прямо завтра. Завтра вас устроит? Выездные документы на вас уже оформлены. Завтра вечером поезд. Кстати, мы едем вместе.
— Но моя жена.
— А что жена? Привезете ей хорошего сыра, ветчины. Она будет довольна.
— И что же я буду делать?
— В общем-то ничего. Совсем мало. Обсудим все это по пути, в поезде. У вас есть время, чтобы собраться.
Шольц с Гесслицем вышли из особняка гестапо на Принц-Альбрехтштрассе. Пронесшаяся мимо машина вспугнула стаю голубей, которые, шумно хлопая крыльями, рванулись с тротуара ввысь. Шольц попридержал фуражку за козырек, словно опасался, что от кутерьмы, устроенной голубями, она слетит с головы.
— Завтра утром вам доставят железнодорожный билет и выездную карточку, — сказал он, прощаясь. — Мы с вами сработаемся, Гесслиц. Я в это верю.
План Шольца, который после некоторых сомнений одобрил Мюллер, базировался на утверждении: Гесслиц лжет, что не знает Хартмана. Необходимо было в этом убедиться, но так, чтобы ни тот, ни другой не ожидали встречи. Накануне Шольц получил донесение из Цюриха, где говорилось, что сотрудникам гестапо удалось выйти на Хартмана, сменившего фамилию на Лофгрен, и установить, что в настоящий момент он проживает в отеле «Цюрих Вест». Если встреча покажет, что они знакомы, ловушка захлопнется; тогда можно быть уверенным, что крот в аппарате РСХА, о котором говорил Лемке, — Гесслиц.
— Не люблю я эти ваши психологические трюки, — поморщился Мюллер. — По мне, так взять того и другого да и вытрясти из них всё в нашем подземном санатории.
— Не рационально, Генрих, — парировал Шольц. — Получим только их. А между тем Хартман в Цюрихе не в одиночестве. Кто-то его ведет. А главное — каким-то образом он связан с миссией Майера, то есть Шелленберга. Заберем Гесслица, но оставим Хартмана. В крайнем случае завербуем. Попробуем разобраться, что там происходит.
Мюллер задумался: а ведь он прав. Если Шеллен-берг возобновил свой торг с союзниками, достаточно шепнуть Ламмерсу или Борману — и полетят головы. Но можно ведь и по-другому. Можно с фактами на руках поговорить с Шелленбергом, чтобы он намекнул Гиммлеру, а тот подумал, не стоит ли учесть интересы и шефа гестапо в своей тайной игре? Или положить все это под сукно до лучших времен. Вслед за Болгарией два дня назад Финляндия объявила войну Германии, Советы захватили район Плоешти, отрезав рейх от нефти, англосаксы взяли Брюссель и Люксембург, севернее Трира вышли на границу Германии, сталинская армия вошла в Софию, в то время как в рейхе таяли квалифицированные кадры, причем не только военные. Ситуация изменилась в корне, а вслед за ней и цена головы захваченного шпиона получала добавочную стоимость в виде шкурных целей наиболее трезвомыслящих функционеров из нацистской верхушки.
— Ладно. Делай, как считаешь нужным, — нехотя согласился Мюллер. — Только не увлекайся. Помни, у тебя только один шанс. Награды за поимку вражеских агентов тоже никто не отменял.
Шольц пожал руку Гесслицу и пошел в главное здание РСХА, думая только о том, как его, когда он вернется, встретит на удивление быстро выздоравливающий, маленький, белый шпиц, который уже любил его, Шольца и только Шольца, всем своим ничтожным существом. Больше его никто не ждал.
А Гесслиц поспешил домой, где его ждала Нора. По дороге он придирчиво анализировал каждое слово, сказанное Шольцем. В благодушной болтовне гестаповца Гесслиц почувствовал сознательно скрытую угрозу, смысла которой пока не улавливал. Понятно, они что-то там задумали. Эта поездка в Цюрих. Зачем? Какого черта ему, инспектору крипо, делать в Цюрихе? Тут было что-то не то. Гесслиц насторожился, как зверь, оказавшийся в кольце еще не начавшейся, но уже смутно ощущаемой облавы. И настороженность эту он заботливо в себе сохранил.