Официант принес кофе. Хартман поблагодарил его и вполголоса продолжил:
— Надеюсь, вам не нужно доказывать того, что для всех уже очевидно: солнце рейха идет к своему закату. Вы не похожи на фанатика и потому должны понимать, что полная оккупация Германии — дело практически решенное. Ваша служебная прыть была уместна полгода назад, тогда еще можно было надеяться на чудо. Но сейчас, когда войска Сталина вошли на территорию рейха, а американцы взяли Францию, и больше нет Румынии с ее нефтью, и скоро нечем будет заправлять ваши танки, когда вермахт мобилизует стариков, и не осталось союзников, а бомбы стирают в пыль инфраструктуру страны, сейчас, Шольц, настало время прислушаться к Эйнштейну и посмотреть на вещи с иной точки зрения.
Лицо Шольца скривилось в попытке выдавить ироничную ухмылку.
— Будем считать, что я добросовестно прослушал сводку политических новостей и внял вашим увещеваниям. Уж не желаете ли вы меня перевербовать?
— Заманчиво. Но нет. Вербовка никогда не была моей сильной стороной.
— Тогда что же?
Хартман двумя пальцами устало помял переносицу. Загасил окурок и сразу сунул в губы новую сигарету. Протянул Шольцу пачку, но тот отказался.
— Думаю, вам будет интересно узнать, что здесь, в Цюрихе, кое-кто из высших руководителей рейха ведет сепаратные переговоры с врагом. Я допускаю, что для вас в этом нет большой новости. Кто только нынче не пытается быть услышанным? Но, во-первых, мало у кого это получается, времена не те, козыри в колоде почти иссякли. А во-вторых, тема переговоров, о которых говорю я, крайне любопытна. И любопытна она, без исключения, для всех.
Шольц слегка ослабил напряжение в спине, ссутулился. Взгляд его серых глаз сделался твердым.
— Я догадываюсь, к чему вы клоните.
— Да, — кивнул Хартман, — урановая бомба. Джокер. И если это не оперативная игра разведки РСХА, в чем лично я сильно сомневаюсь, то речь идет о беспроигрышном принуждении к разговору, причем на любом уровне.
— О чем-то подобном, помнится, вы когда-то уже шептались с Шелленбергом.
— Вот видите, я в вас не ошибся, вы всё схватываете на лету. Впрочем, это обязано было произойти рано или поздно. И вам должно быть понятно, что именно здесь, на этом поле, решение многих проблем. В том числе и персональных. Образно выражаясь, ключ к сокровищам нибелунгов, развязывающий самые непримиримые языки.
— Вы хотите сказать, что такие переговоры ведутся в настоящий момент?
— Да. — Хартман допил кофе и аккуратно поставил чашку на блюдце. — И так получилось, что я принимаю в них непосредственное участие.
— И кто же, позвольте спросить, тот счастливый получатель волшебного ключика?
— Если всё сложится так, как я себе вижу, мы сможем поговорить и на эту тему.
— И все-таки, чего вы хотите от меня?
— Я хочу, чтобы, будучи лицом, приближенным к группенфюреру Мюллеру, вы, с присущими вам проницательностью и тактом, предложили ему решить: что больше нужно шефу гестапо лично (я подчеркиваю: лично!) — моя голова или детали тайных переговоров по урану?
— Послушайте, Хартман, чтобы принять нужное решение, мне надо понимать, с кем я имею дело? — масленым голосом заметил Шольц. — После нашей последней встречи за вами прочно закрепилась репутация советского шпиона. Вы хотите убедить меня в том, что это не так?
— А какая разница? Можете считать меня советским шпионом или агентом иезуитов, исландской разведки, островов Зеленого Мыса. В сложившемся раскладе разве это что-то меняет? Вам важно знать, что происходит. Вы будете знать, что происходит. Мои мотивации вас не касаются. В конце концов, вербовали-то меня вы.
Шольц сложил губы в трубочку и задумчиво отвел их в сторону, приложив пальцы к виску.
— Предположим, я соглашусь на ваше предложение, — наконец произнес он. — Я могу быть уверен, что вы не блефуете? Какие гарантии вашей лояльности я смогу предъявить группенфюреру?
— Никаких, — отрезал Хартман. — Именно это обстоятельство и сохранит свежесть в наших взаимоотношениях. Я буду поставлять вам информацию на основании наших с вами договоренностей. У вас будет возможность анализировать, что по нынешним временам даже очень немало, а на каком-то этапе, если понадобится, и войти в диалог на основании (или под угрозой) вашей осведомленности. Согласитесь, было бы глупо зарезать курицу, несущую золотые яйца.
— А ваши условия?