Попрощавшись с Кузнецовым, Берия удержал Ванина.
— Слышал, ты решил вернуть в игру Рихтера? — спросил Берия.
— Три группы, которые мы забросили в Берлин, были уничтожены. У нас нет и не может быть людей в аппарате РСХА. Кроме Рихтера. Его информация насчет испытаний в Белоруссии подтвердилась. Немцы бомбу взорвали. Позже, чем он передал. Но информация подтвердилась же.
— Рихтер был арестован гестапо и вышел сухим из воды, даже не потеряв в должности. Это требует убедительных объяснений. Знай, что Меркулов не приветствует его возвращение. Он не говорит нет, не говорит да, но скорее все-таки против. У меня лежит его рапорт. Я его не поддержал. Пока.
— Спасибо, Лаврентий Павлович.
— Ну, что ж, не промахнись, бригадир. — Взгляд Берии испытующе впился в Ванина, отчего тот невольно поежился. — Я не всегда смогу тебя прикрыть. Не промахнись.
В этот раз на встречу с Юнасом Виклундом пришла Мари Свенссон — рослая, голубоглазая блондинка из отдела политических связей, с недавних пор привлеченная к делам высшей степени секретности ГСБ — Генеральной службы безопасности Швеции. Ее аккуратный, вздернутый носик был усеян веснушками, на губах плавала загадочная полуулыбка, а узкие бедра, обтянутые клетчатой юбкой с умопомрачительным разрезом сзади, могли спутать речь у самого стойкого женоненавистника. Несмотря на свою легкомысленную внешность, Мари Свенссон была известна железным характером кадрового майора ГСБ и склонностью к нестандартным решениям. К тому же ей было свойственно редкое для миловидных девушек качество — полная самоотдача в работе. Не располагая досугом для выстраивания серьезных отношений, Мари имела сразу двух тайных любовников (самцов, по ее определению), с которыми встречалась раз в неделю строго по расписанию для быстрой, техничной, как она выражалась, «ликвидации физиологической обузы». Ви-клунд видел ее впервые. Будучи ценителем женских прелестей, он приосанился, набросил на себя личину сердцееда и со всей доступной ему галантностью предложил Мари придерживаться версии, будто влюбленная пара заглянула в музей насладиться великой живописью.
В последнее время «Интеллидженс Сервис», высокопоставленным агентом которой числился Ви-клунд, заметно активизировалась в Стокгольме, и поэтому встречаться с ним приходилось на нейтральной территории, дабы случайно не раскрыть тот факт, что — одновременно и в первую очередь — Виклунд был штатным сотрудником службы безопасности Швеции.
Оказалось, музей полон посетителей. Чтобы спокойно поговорить, надо было найти такое место, где было бы не столь людно. Слегка придерживаясь за локоть, галантно подставленный ей Виклундом, Мари переходила из зала в зал и с нескрываемым восхищением рассматривала полотна.
— Я не была здесь года четыре, но очень хорошо всё помню, — сказала она. — Вот на этом месте висела картина Кранаха. Где же она? А! Вон там. Они ее перевесили. Идемте посмотрим.
Они подошли к небольшому полотну, на котором за столом, уставленном яствами, была изображена молодая девушка, вложившая свою руку в ладонь богатого старца.
— «Неподходящая пара», — указал Виклунд на табличку. — Это не про нас?
— Вы не такой старый, а я не такая юная, — улыбнулась Мари.
— Кранахов было два.
— Это Старший.
— Не лучший. — покачал головой Виклунд.
— Как сказать. Мне этот больше нравится. Между прочим, — тонкий палец Мари дотронулся до виска, — я даже помню, что эта картина захвачена нами в ходе Тридцатилетней войны как трофей. Идемте наверх, там поспокойнее.
По широкой парадной лестнице, окруженной гипсовыми копиями знаменитых греческих статуй, они поднялись на второй этаж. Виклунду очень хотелось прижать руку девушки к своему боку, но не получалось — Мари едва касалась его локтя. В залах шведского искусства и правда почти никого не было.
— Никогда не понимала, почему наша живопись ценится меньше, чем французские импрессионисты или тот же Гойя? По мне, так Валландере и Линдман колоритнее Ренуара с Мане, а портреты Рослина ничем не хуже — а даже ярче, выразительнее! — какого-нибудь Пуссена с его тусклой манерностью.
— Зачем сравнивать портрет и пейзаж? — улыбнулся Виклунд.