— Узнай, как он там? Учителей расспроси. Что? Как?.. Какие отметки? — напутствовал Ванин, сунув ему видавшую виды фотокамеру ФЭД. — Сфотографируешь его. Фотографировать умеешь? Сделай такую карточку, чтобы виден был лагерь. ну, Интердом то есть. Название там, качели, поле футбольное. Словом, приметы какие-то чтоб были. Справишься?
— Вы уж меня за дурака, что ли, держите, Пал Михалыч? — надулся Валюшкин. — Я, между прочим, до войны в кружок юных техников ходил. Да и потом. много чего.
— Да ладно, Серега, не обижайся. Это я так, на всякий случай. Если б не знал, я бы тебя вмиг обучил. Это ж простой аппаратик. Держи. Три дня тебе.
Валюшкин отнесся к поручению со всей добросовестностью, на какую был способен: не часто получал он ответственное задание, да еще с командировочным удостоверением в придачу. По совету Ванина Валюшкин вырядился в довоенный суконный костюм, взятый им напрокат у одноногого соседа. Костюм был великоват, тонкие ноги Валюшкина болтались в широченных штанинах, как чайные ложки в стаканах. От галстука он наотрез отказался, выпростав ворот рубашки из-под пиджака наружу. Фотоаппарат он повесил через плечо и спрятал под мышку наподобие кобуры, чтобы можно было спокойно поспать в жарком, насквозь прокуренном вагоне, не опасаясь за казенное имущество.
Приехав в Иваново затемно, он три часа бродил по пустынной привокзальной площади, дожидаясь рейсового автобуса, который, как и положено, опоздал на сорок минут, а после тащился в нем до Кува-евского леса долго, медленно и натужно, как будто Интердом располагался не в черте города, а в другом районе.
Когда наконец Валюшкин добрался до вытянутого двухэтажного здания, с высоты птичьего полета, как говорят, напоминавшего серп и молот, дети уже закончили завтрак и разбрелись по территории детдома кто куда.
Первой, кого он встретил в холле, была старенькая уборщица, наматывающая тряпку на швабру.
— Эй, хлопец, — обратилась она к вошедшему Валюшкину, — ты ноги-то вытер?
— Ну, — кивнул Валюшкин.
— Тогда иди сюда, помоги мне вот эту штуковину приладить. Видишь, болтается? Мне уже сил нету с нею возиться.
Она сунула Валюшкину покосившуюся швабру. Он внимательно ее осмотрел.
— Так это, гвозди-то есть?
— Пошли — дам. — Раскачиваясь из стороны в сторону, точно утка, старуха скрылась под лестницей. — Только молотка нету. Пострёныши утащили. Камень вот, гранитный.
Гвозди оказались малы. Других не было. Валюш-кин выбрал из груды мусора пару дощечек, наложил их на перекладину и черенок и приколотил камнем, отбив себе палец.
— Получай, мамаша. — Морщась от боли, он вернул швабру. — Маленько подержится, если возю-кать будешь с аккуратностью.
— Молодец, хлопец. — С довольным видом старуха подергала перекладину, проверяя прочность конструкции. — Сразу видать — работный. Тебе чего тут надо-то?
— Мальца ищу. Леонтьева Сашу.
— Сколько лет?
— Лет десять—двенадцать.
— Иди в учительскую. Там скажут. Вон туда, по коридору. А так, они все на воздухе сейчас. Дышут.
Распахнув дверь в учительскую, Валюшкин налетел на высокую, одетую в некое подобие френча, мужеподобную даму с короткой, убранной под выгнутую гребенку прической. Дама оказалась завучем. Она изучила командировочное удостоверение Ва-люшкина, сунула в зубы папиросу и приказала следовать за ней.
— Дети у нас особенные. Многие лишились родителей еще до войны, — чеканно докладывала она на ходу. — Сложные дети. Испанцы, немцы, поляки. Даже негр один. Есть такие, что сладу нет. Питание нам поставляют усиленное. По разнарядке. Лучше, чем в городе. Учителей не хватает, правда, воспитателей. Материальная база опять же. Но сейчас всем трудно, мы понимаем. Дело у нас, товарищ, ответственное, на перспективу. Из наших ребят вырастут достойные люди, коммунисты. Будущие наши друзья в зарубежных странах... Долорес, — остановила она смуглую девочку, — найди мне Сашу Леонтьева. Он где-то на улице. Пусть придет сюда. Быстрее.
— Не обижайтесь, мне надо поговорить с ним наедине, — сказал Валюшкин.
Помня о направившей Валюшкина организации, завуч понимающе склонила голову и, прежде чем удалиться, уточнила:
— Леонтьев — мальчик замкнутый. Умный. Успеваемость хорошая. Если что-то понадобится, я в учительской.
Минут через пятнадцать в глубине коридора появился мальчик, крепкого сложения, круглоголовый, с такими же оттопыренными ушами и короткой стрижкой, как у Валюшкина. Увидев незнакомого человека, он неуверенно замер на месте.
— Ну, чего встал? — как мог поприветливей сказал Валюшкин. — Подь сюда.
Мальчик подошел. Валюшкин усадил его возле себя на скамейку.