Хартман готов был ждать ее еще столько же и даже больше. Спустя три месяца после бегства совладельца «Адлерхофа» и по совместительству агента «Интеллидженс Сервис» Юнаса Виклунда, которому, по правде говоря, ничего серьезно не угрожало, появление в Берлине эмиссара шведской службы безопасности было воспринято Хартманом как манна небесная. Все это время после тяжелого ранения он приходил в себя на ферме, принадлежавшей дяде Андреаса, единственного оставшегося в живых участника советской группы нелегалов. Единственного, кроме самого Хартмана, который не только остался без связи с Москвой, но, в результате возникшего к нему интереса со стороны гестапо, очевидно, утратил и доверие Центра. Что касается взаимоотношений с СИС, с которой он сотрудничал под контролем Виклунда и, следовательно, шведской ГСБ, здесь также установилось глубокое затишье. Остатки британской агентурной сети затаились и ждали хоть каких-то указаний с острова, а их всё не поступало, словно про них совсем забыли.
Припорошенная свежим снегом тропинка в парке была усеяна звездочками птичьих ног. Внезапно в серо-синих облаках проглянуло холодное солнце, и голые кроны деревьев окрасились золотистым блеском. Стояла удивительная тишина, изредка нарушаемая хриплым карканьем ворон в вышине да плотным хрустом снега под ногами.
— Майер сообщил Шелленбергу о нашем предложении. Как я и предполагал, Шелленберг за него ухватился.
Хартман медленно шел по тропинке, оставляя за собой следы сапог с круглой ямкой от наконечника трости.
— Насколько велика вероятность, что он сохранит интерес к нашему каналу и к вам в качестве контактного лица? — спросила Мари, которая шла рядом, кутаясь в демисезонное пальто, ошибочно выбранное ею не по погоде.
— Шелленберг самонадеян, осторожен, но у него нет иного выхода. Получается этакий спасительный шантаж. Как умный человек он, конечно, понимает, что колесо истории покатилось вспять и надо что-то делать, чтобы не угодить под него. Это с одной стороны. С другой — он боится. Если в рейхе прознают о его миротворчестве, он не проживет и часа. А с третьей — он понимает: мне известны такие подробности его прошлых усилий, за которые ему снесут голову в пять раз скорее. Наконец, это шанс. Для разведчика шанс — уже полдела. Так что предложенный ему вариант, по-моему, идеальный.
— Боюсь, Франс, наша беседа не может быть долгой. Давайте по существу.
— По существу… — Хартман остановился, закурил. Протянул пачку Мари. — Хотите? Нет?.. По существу, Шелленберг согласится на контакт в Цюрихе. Однако не сейчас, а когда решит, что это возможно. А пока он готов держать связь через Майера. Обозначил места встреч с его людьми, если понадобится, и систему знаков. О готовности к контакту в Цюрихе нам станет известно по откинутой занавеске в кухонном окне квартиры Майера. Тогда и будем договариваться. Вот так пока. Вот так.
Мари смахнула снег с еловой ветки и сказала:
— Хочу еще раз обратить ваше внимание: местная ячейка СИС не должна знать об игре с Шеллен-бергом. Шелленберг, в свою очередь, должен быть уверен, что имеет дело с СИС. А место СИС займет наша Служба безопасности. Разумеется, мы поделимся с ними, когда придет время извиняться за дружбу с нацистами.
— Конечно, — понимающе склонил голову Хартман. Для него было очевидным, что по нынешним временам такая информация может стоить дороже золотого запаса страны.
Накануне отъезда в Берлин с Мари встретились шеф ГСБ Хальгрен и начальник контрразведки Лундквист. Похожий на лемура и такой же медлительный, Хальгрен тогда сказал: «Сейчас все охотятся за урановой бомбой Гейзенберга. Видимо, в Лос-Аламосе не всё идет гладко. Для нас важно, чтобы информация Шелленберга раньше времени не попала в руки американцев. Ее источником для них должны стать мы, а не «Интеллидженс Сервис». В нужное время и в нужных для нас объемах».
Помня это, Мари посчитала важным заметить:
— А СИС, между прочим, колеблется. Черчилль категорически не желает контактировать с немцами. Тем более — с людьми из СС.
— Замечательно. — практически безразлично отреагировал Хартман. Он понял, что информация от шефа СД пока будет концентрироваться в Стокгольме. «И это хорошо, — подумал он. — Это даст нам фору по времени».
Мари мягко дотронулась до его руки. Ей определенно нравился этот уравновешенный, умный, сильный человек.
— А вам идет форма оберфельдарцта.
— Звание, конечно, преувеличено, — улыбнулся Хартман, — зато и вопросов меньше. Я ведь, знаете, врач по первому образованию. Терапевт второй категории. Такое совпадение. — Он протянул ей руку. — Сколько вы пробудете в Берлине, фрёкен Мари?