Прямо из аэропорта Шелленберг поехал в Далем на Больцманнштрассе, где в сером трехэтажном здании, построенном в стиле скупого берлинского модерна, расположилась дирекция Института физики Общества кайзера Вильгельма. Промчавшись сквозь шлюзы гестаповской охраны, приветствовавшей его звонким щелканием каблуков, он прошел под арку с горельефом в виде головы римлянина в шлеме и попросил дежурного связать его с директором института Вернером Гейзенбергом. Оказалось, тот находится в некоем бункере неподалеку. Он обещал скоро вернуться, но Шелленберг решил не ждать и пошел к нему сам.
Обогнув холодильную лабораторию, он увидел низкое, похожее на КПП сооружение без опознавательных знаков. Звонка не было, Шелленберг кулаком ударил в металлическую дверь, которая сразу открылась. На пороге вырос крепкий унтерштурмфюрер.
— Гейзенберг здесь?
— Так точно.
Шелленберг шагнул внутрь и увидел узкую лестницу, полого убегающую вниз.
— Господин Гейзенберг там, — деревянным голосом доложил унтерштурмфюрер.
— Хорошо.
Внутри было холодно. Шелленберг поднял воротник пальто и начал спускаться по высоким ступеням. Навстречу из глубины подземелья, давясь от смеха, поднимались двое. Их веселые голоса были слышны издали.
— И тут он говорит: «Профессор, вы только что съели весь наш запас урана». «Ладно, — говорит профессор, — тащите пурген, обогащение произведем в клозете». О, Вальтер, рад вас видеть!
Неистребимая жизнерадостность всегда поражала Шелленберга в этом немецком гении. Взъерошенный, курносый, сияющий белозубой улыбкой Вернер Гейзенберг возник из-за поворота, перепачканный с ног до головы цементной пылью. Вместе с ним был белобрысый, в отличие от него, высокий и худой и такой же пропыленный Карл Вайцзеккер, больше похожий на студента, чем на авторитетного физика.
— Я ждал вас к вечеру, — воскликнул Гейзенберг. — Идемте, я покажу вам чудо.
И он увлек Шелленберга на пятиметровую глубину. Пройдя комнату администрации с заваленными бумагами столами, чертежными кульманами и блоками управления по стенам, они спустились еще ниже и оказались в тускло освещенном коридоре.
— Там у нас тяжеловодный котел монтируют, — махнул рукой в сторону уходящей вниз лестницы Гейзенберг. — Вы его уже видели. Скоро закончим. А там, идемте.
Пока они шли по коридору, Гейзенберг возбужденно говорил:
— Понимаете, это прорыв! Беспрецедентный прорыв в ядерной физике! По сути, мы на пороге полного укрощения цепной реакции, образно выражаясь! — Он даже рассмеялся.
В неуютном, холодном боксе, отделенном от лаборатории двухметровой железобетонной стеной, за столом сидел и что-то писал молодой человек в очках с широкими линзами и в клетчатом английском пиджаке. При появлении Шелленберга он вскочил, опрокинув стул, и замер в неловкой позе, явно не зная, куда девать руки.
— Багге, — представил его Гейзенберг, поднимая стул. — Эрих Багге. Вы не знакомы?
Шелленберг пожал Багге руку.
— Я о вас много слышал.
— Спасибо, — почему-то выпалил Багге и окончательно смешался. — То есть я.
Гейзенберг подвел Шелленберга к маленькому окну со свинцовым стеклом, в мутных разводах которого просматривалось довольно громоздкое сооружение, напоминавшее спину кита.
— Вот смотрите, знаменитый изотопный шлюз, плод научной мысли нашего Эриха. В этом герметичном кожухе вращается ротор… Давай-ка, Эрих, расскажи сам.
— Ротор. — повторил Багге и, заикаясь, продолжил, как на экзамене. — В него подается гексафторид урана. За счет центробежной силы газ разделяется на тяжелую и легкую фракции, которые группируются в разных зонах ротора. Вот. Они разбегаются в разные стороны, как одноименные полюса магнита, и группируются в двух заборниках. В нижний попадает обедненная смесь, а в верхний — смесь с концентрацией атомов урана-235. Потом ее пропускают через систему вращающихся конусовидных заслонок. Скорость вращения подбирается так, чтобы более легкие изотопы урана-235 успели проскочить в отстойник, а оставшиеся после разделения изотопы урана-238 — нет.
Багге умолк. Шелленберг извлек из кармана носовой платок и высморкался.
— Так, — сказал он. — И что?
— Как что? — изумился Гейзенберг. — На выходе получается обогащенный уран-235! Понимаете? Полтора года мы не могли завести эту машину. И вот завели! Подобрали оптимальную скорость! Да ведь этим целый город можно отапливать!
— И сколько урана она может, м-м-м, извлечь? — спросил Шелленберг у Багге.
— Производительность, конечно, невелика — пара граммов за сутки. Но если десятки таких устройств соединить в каскад, то наработка урана возрастет в разы, если не на порядок.