— Вот пусть сперва откроют, а после поговорим.
— Но вы же знаете, что откроют, иначе весь куш достанется русским. И что после говорить будет уже не с кем.
— А если Гитлер будет убит? — встрепенулся Остензакен. — Если Гитлер будет убит, разве это не аргумент, чтобы прервать военные действия? Войну развязал Гитлер. Появится новый канцлер, с ним пойдет другой разговор. Война остановится, в Германии сменится политический ландшафт. И тогда Сталин не поладит с союзниками. Нет, не поладит.
— А если Гитлер не будет убит? А если Черчилль поладит со Сталиным? Вы имеете в виду заговор горстки офицеров в вермахте? О нем знают даже в гестапо. Когда русские начнут свое широкое наступление, жизнь Гитлера не будет иметь никакого значения, поверьте мне. И никакой преемник не сможет его остановить. Согласитесь, это не тот аргумент, который заставит англосаксов порвать тегеранские соглашения.
Остензакен развалился в кресле, откинул голову и уставился в потолок. Размял губы. Затянулся сигарой и выпустил дым через нос.
— Так вы говорите, англичане, «Интеллидженс Сервис», стремятся к разговору? — спросил он.
— Так точно.
— Но повестку определяют они? — Остензакен медленно выставил ноги на журнальный столик. — И повестка эта известна заранее.
Майер загасил недокуренную сигарету в пепельнице и поднялся:
— Окажем услугу британцам — получим право выдвигать условия. В пользу Германии, разумеется. В пользу нашей Германии.
Далее, следуя указаниям Шелленберга, Майер отыскал некоего Анри Бума, стоматолога из Ризба-ха, и поручил ему арендовать дом в пригороде Цюриха, обязательно с садом, желательно в Рапперсвиле, но еще лучше в Винтертуре, где размещались филиал и штаб-квартира небольшого Банка взаимных расчетов (БВЗ), с которым Шелленберг решал деликатные вопросы относительно гарантий финансового благополучия ряда важных персон с верхнего этажа рейха. Анонимные бенефициары номинальных счетов получали доход от регулярно поступающих золотых слитков, которые либо хранились в сейфе, либо переводились в твердую валюту, оседавшую на других счетах того или иного банка. Майер мог только догадываться, кем на самом деле является незаметный стоматолог из Цюриха, но предпочел этого не делать.
Кроме того, Майер забронировал номер в небольшом отеле возле озера с показавшейся ему неотразимой, идеально ухоженной администраторшей, а также снял квартиру в центре города, использовав второй паспорт на имя Купендорфа. Квартира располагалась в торцевой части старого здания, общих стен с соседями не было. Попасть можно было как с пешеходной улицы, так и из внутреннего двора. Все окна, кроме кухонных, выходили в парк. Имелась небольшая терраса.
— А кто в квартире напротив? — поинтересовался Майер у консьержа.
— Никого, — заверил тот. — Там жила еврейская семья. С началом войны они уехали, кажется, в Америку. Даже ключи мне не оставили. С тех пор их жилье пустует.
Осмотрев обстановку, солидную, с оттенком роскоши, Майер остался доволен.
Когда он вышел наружу, то боковым зрением отметил человека, которого уже не раз встречал на протяжении последних двух недель. Среднего роста, в сером костюме, из-под надвинутой на лоб шляпы топорщатся соломенного цвета усы. Майер деловито зашагал в сторону вокзала. Человек в сером костюме перешел на другую сторону улицы и последовал за ним. Майер посмотрел на часы и ускорил шаг. Он вышел на бульвар и практически сразу свернул в переулок. Пройдя сто метров, он убедился в том, что преследователь, чуть выждав, свернул туда же, и замер перед аркой, ведущей в проходной двор. Изучил табличку с названием переулка и уверенно шагнул внутрь.
Человек в сером костюме ускорил шаг, почти добежал до арки и осторожно заглянул в нее. Полутемный двор был пуст, в конце светился выход на противоположную улицу. Он сдвинул шляпу на затылок, огляделся и неуверенно зашел под арку. Стояла странная тишина, лишь в сплетениях виноградной лозы, вьющейся по глухим стенам, слабо копошились какие-то пичуги. Человек медленно направился к дальнему выходу. Сзади хрустнула галька. Он резко обернулся. Прямо перед ним стоял Майер. В полумраке его светлые глаза обрели стальной цвет. Он поскреб ногтем шрам на подбородке и сделал шаг навстречу. Их глаза впились друг в друга. Плечо Майера слегка двинулось кверху, словно на вздохе; в то же мгновение прозвучал сухой щелчок пистолетного выстрела.