К вечеру Небе был пьян. Он никак не мог унять охватившее его нервное возбуждение. То, что долетало до него в виде слухов и недомолвок, внезапно обрело ясные очертания. Если покушение на фюрера увенчается успехом, важно не угодить в жернова дерущихся за власть победителей. Гелариус отбыл в Швейцарию, Небе остался без поддержки и без выхода на тех заговорщиков, кого до сих пор не обложило гестапо. Он никак не мог решить, нужно ли ему быть полезным в ответственный момент или лучше затаиться, как посоветовал Гелариус.
Ясно одно — надо вызнать подробности. Сказав адъютанту, что будет только завтра, он заперся в своей тайной квартире на Эрепштрассе, куда вызвал Гесслица.
Тот явился, когда Небе уже отупело смотрел в несуществующую стену перед собой. Все деликатные темы Гесслиц обсуждал со своим шефом по этому адресу. Сюда же Небе водил девиц из ближайшего борделя, никогда не имевшего проблем с полицией.
— Вилли, вы мне нужны, — заплетающимся языком лепетал Небе, усаживая Гесслица в кресло. — Какой алкогольный напиток предпочтете, инспектор?
Гесслиц подумал и согласился на водку.
— Отлично. Любимый напиток врага. — Небе плюхнулся на диван. — Как вы можете пить эту гадость? Впрочем, возьмите. Там, на тележке. А мне оформите рюмочку коньяка.
Гесслиц вылез из кресла, куда его затолкал Небе, налил водки себе и, видя, в каком состоянии начальник, совсем немного бренди — в рюмку.
— Прошу вас, группенфюрер.
— Мне пятьдесят лет! Гесслиц, вы старше меня. Вам не скучно? Вам не страшно? — Небе закинул в себя бренди. — Я спрашиваю вас потому, что вши в мозгу способны вызывать зуд мысли. Вы никогда не задумывались о том, что мы исповедуем низкие добродетели — низкие! — с которыми нас не пустят не то что в какой-то там рай, — нас в церковь с ними не пустят! Да мы и забыли, что это такое, церковь, — махнул он рукой. — «Хайль!» заменило нам крестное знамение. Хайль. это ведь значит — благодать? Выходит, «Хайль Гитлер» вместо — «Благодать Богу»? Благонравный бюргер увидел в Гитлере нечто более важное, чем в Боге. И кому от этого хуже? Христу, Гитлеру или бюргеру? Сменили крестное знамение на что-то другое, на «Хайль», и предали себя. Потому что покушение на Бога ведет к гибели души… А покушение на Гитлера? — Небе вскинул голову, нахмурился. — К очищению?.. Да, к очищению от всех этих низких, гнусных добродетелей, в которых мы с вами запутались.
— Мне страшно вас слушать, группенфюрер, — сказал Гесслиц. — Хотя с чисто умозрительной точки зрения в ваших словах сквозит тень истины.
— Да, сквозит, — согласился Небе. — Сквозит. Тем более что покушение на фюрера, — он прижал палец к губам, — дело ближайших дней.
— Что вы говорите? — На лице Гесслица сохранилось туповатое выражение исполнительного служаки.
— Не надо изображать удивление, mon ami. Вы сами всё прекрасно понимаете. Пойдите, узнайте у ваших друзей из вермахта, что они там задумали. Мне об этом сказал старый друг. Но он уехал. О-очень информированный человек. А чтобы наши заговорщики легче пошли на откровенность, намекните им, что очень скоро я получу уникальную информацию. Только аккуратно намекните, Гесслиц, аккуратно.
— Они захотят конкретики, — заметил Гесслиц.
— Никакой конкретики! — отмахнулся Небе. — Но вам скажу. В Цюрихе есть агент. большевистский. А теперь — наш. Он действует под «крышей» моего друга, того самого. но это не важно. Так вот, этот агент сказал, что другой большевистский агент, то есть другой. которого мы пока не знаем. но он тоже не знает, что тот теперь наш. что он просит сообщить в Москву, что кто-то из наших шишек снюхался с кем-то из русских и готов передать им данные по «Локи», затеяв переговоры в Цюрихе. Знаете, что такое «Локи»? — Он опять прижал палец к губам. — Это наша урановая бомба. Возьмем его, узнаем, кто эта крыса. Передайте, что я им ее подарю. Потом. Ну, вы понимаете.
Гесслиц весь обратился в слух, но Небе умолк. Затем, шатаясь, поднялся, налил себе еще бренди и выпил.
— Да, — спохватился он, — там, на столике, возьмите папку. Там список объектов, который запросили люди Бека. Отдайте им и скажите, что это от меня. Теперь же, mon ami, я вынужден просить вас удалиться. Ровно через четырнадцать минут у меня свидание с одной «закованной в броню воительницей» из тюремного надзора. А мне еще надо успеть побриться.