Несколько дней в особняке жил Теодор Остенза-кен, чтобы соседи привыкли к тому, что дом обитаем, и появление в нем гостей не выглядело подозрительным. Барону здесь не нравилось. Он откровенно скучал: слонялся без дела по комнатам, жег камин, пытался читать, слушал радио. Пару раз даже напился.
В полдень «Мерседес» Хартмана свернул в распахнутые ворота особняка в Винтертуре. Поставив машину возле красного кабриолета «Хорьх-853», принадлежащего Остензакену, Хартман и Мари направились к входу, на пороге которого их ожидал долговязый, сутулый дворецкий в сером в полоску пиджаке с торчащим из него воротничком «виндзор» под виндзорский узел черного галстука. Согнувшись еще больше, он с учтивым видом пригласил гостей внутрь. Из каминных кресел к ним поднялись Остен-закен и только что прилетевший из Берлина Майер, который, дабы не распалять себя изнутри, делал вид, что видит Хартмана в первый раз.
— Господа могут пройти в сад, — провозгласил дворецкий.
Это устроило всех, в первую очередь потому, что гарантировало отсутствие «прослушки» и, значит, можно было рассчитывать на более доверительную интонацию.
В эту минуту на двор вкатился «Мерседес» Вик-лунда. Он не взял с собой карту и вынужден был поплутать по окрестностям.
Расположились в тени яблоневых деревьев, одичавших без заботливой руки садовника. Дворецкий принес и выставил на стол чай, кофе, печенье. Хартман представил сперва Мари («Госпожа Свенссен переняла функции господина Виклунда в Берлине»), затем Виклунда («О господине Виклунде вам, господа, я уверен, хорошо известно»). Майер в свою очередь указал на барона и отделался коротким: «Барон Остензакен».
В самом начале разговора Виклунд решительно обозначил приоритет своей позиции по отношению к немцам. Обменявшись незначительными фразами о погоде и спокойствии швейцарского бытия, Остен-закен, несколько развалившись в кресле, заявил:
— Нам бы хотелось понимать уровень вашего представительства, господа, и в том числе в предоставлении гарантий, об условиях которых мы хотим договариваться.
На что, не снимая с губ вежливую улыбку, Вик-лунд отреагировал на удивление жестко:
— Конечно, мы располагаем полномочиями давать некоторые гарантии, но говорить об этом преждевременно. Согласитесь, сегодня Германия не в том положении, чтобы ставить условия. Нас интересуют определенные темы. Вот на них мы и предлагаем сосредоточиться. А заодно хотелось бы увидеть, какие гарантии могут исходить от вас? И в какой мере вы, господа, полномочны представлять интересы сил, существенных в политической системе рейха?.. Вы позволите? — Виклунд показал трубку, вопросительно посмотрел на собравшихся и принялся набивать ее табаком. Не ожидавший такого афронта, Остензакен тихо кашлянул и подтянулся в кресле.
— За нами стоит, не побоюсь этого слова, самая эффективная не только в Германии, но, думаю, и во всей Европе политическая организация, — сказал он.
— Вчера — да, — с ноткой сомнения парировал Виклунд. — Но сегодня это уже спорное утверждение. Причем чем дальше, тем больше. Скажите, представляете вы интересы лидера этой организации? Я спрашиваю потому, что, если вы представляете интересы главы СС, то наша беседа закончится, не начавшись.
Остензакен с Майером переглянулись. Остенза-кен вновь кашлянул.
— Нет, — ответил он. — Наш уровень ограничен фигурами, которые расположены на несколько ступеней ниже, однако их влияние и возможности позволяют вести наш разговор. Это истинные патриоты Германии, которые желают остановить военные действия на Западном фронте на услови. при соблюдении стратегических целей всех сторон.
— Что ж, замечательно. В таком случае пока мы не видим препятствий для диалога.
— В чем, по-вашему, состоят эти цели? — решила уточнить Мари.
— Главным образом в том, чтобы предотвратить расползание коммунизма в Европе. Наши противники на Западе должны понять, что наступление большевиков уже грозит не только нам, но и всему западному миру. Если так пойдет дальше, то в близкой перспективе ни одна пушка на континенте не выстрелит без разрешения Сталина. Экспансионистская политика Гитлера должна уйти в прошлое. Новые силы смогут гармонизировать отношения внутри единой Европы с учетом интересов всех и каждого по отдельности.