Тем временем Мюллеру донесли, что в Париже по приказу генерала Штюльпнагеля арестовано всё руководство СС и гестапо, о чем Мюллер в свою очередь немедленно доложил в Растенбург. Его сообщение попало в руки Гиммлера практически одновременно с аналогичным сообщением Шелленберга, который также изнывал в неизвестности, сидя в своем кабинете на Беркаерштрассе.
Скорее в порыве отчаяния, нежели следуя рациональному плану, Бек и Штауффенберг все продолжали требовать от различных штабов, чтобы те присоединились к восстанию, но впустую. Захваченная было главная радиостанция Берлина была оставлена. Учебные танковые части, выдвинувшиеся из Крампница для поддержки заговорщиков, получили приказ повернуть против мятежников — и подчинились. Охранный батальон майора Ремера, уже произведенного в полковники, взял под контроль комендатуру на Унтер-ден-Линден.
К восьми часам большинству участников заговора стало отчетливо видно, что путч провалился. Неудобные, растерянные вопросы больше не вызывали у членов «временного правительства» раздражения. Им тоже все было ясно. Как-то незаметно рассосался арест Фромма. Он снова получил доступ к телефону и тотчас позвонил в Растенбург, чтобы доложить: командование армией резерва восстановлено и сохраняет верность фюреру. Получив необходимые инструкции, Фромм поочередно отменил все приказы заговорщиков и направил группу офицеров, чтобы арестовать Ольбрихта. В возникшей перестрелке Штауффенберг был ранен в плечо и взят под стражу вместе с остальными.
В это время Фромм получил телеграмму: рейхсфюрер Гиммлер уже на пути в Берлин. Понимая, что ему не удастся скрыть свою осведомленность о планах мятежников накануне покушения, Фромм принял решение под предлогом фиктивного приговора военного трибунала ликвидировать опасных свидетелей до приезда Гиммлера.
В полночь во дворе штаба армии резерва на Бенд-лерштрассе Ольбрихт, его начальник штаба Мерц фон Квирнхайм, Штауффенберг и его адъютант Геф-тен были расстреляны. Людвигу Беку великодушно позволили застрелиться собственноручно. У него, правда, не получилось, и ему помогли.
Спустя десять минут Кейтелю вручили телеграмму Фромма: «Провалившийся путч генералов-изменников подавлен силой. Все вожаки мертвы».
— Аристократы, дерьма им в глотку. Слюнтяи, — презрительно проворчал Мюллер, готовясь встречать прибывшего из Растенбурга Гиммлера. — Я бы им курицу не доверил зарезать, не то чтоб целого быка.
Полдня Чуешев мотался по обувным складам в пригородах, подписывал протоколы, обсуждал технические детали будущих поставок, дабы в случае, если возникнут вопросы, можно было оправдать свое появление в Цюрихе. Днем он встретился с Ингрид, девушкой, с которой познакомился накануне, в том же ресторанчике на Хельветиаплатц. Ингрид оказалась хохотушкой, она заливалась искренним смехом на каждую реплику Чуешева, который распустил хвост и сыпал шутками, как эстрадный балагур, следя лишь за тем, чтобы не сморозить чего-нибудь из советского «репертуара».
— И вот он хватает меня за рукав и кричит: «Господа, приглашаю вас на спектакль молодежной студии при нашем театре». Я спрашиваю: «Бесплатно?» А он: «Приглашаю бесплатно, а билеты — за деньги».
Ингрид рассмеялась — парень ей нравился.
— А бывает наоборот. Не верите? Однажды меня с подружками пригласили на дегустацию в одну винодельню. Входной билет стоил франк. А пробовать разрешалось сколько угодно — совершенно бесплатно.
— Вот это уже интересно. Дадите адресок? Или, может, вместе туда съездим?
— Так это только в октябре, когда весь виноград соберут.
— А, ну все равно это скоро. Значит, бронируем октябрь. А пока давайте чокнемся с вами тем, что имеем.
Потом они дошли до ее дома, он поцеловал ей руку, прощаясь, и предложил в субботу ехать на озеро гулять и купаться. Ингрид была не против.
В «Гумберт Берг» Чуешев вернулся, когда ужин в пансионе уже заканчивался.
— Сегодня у нас спаржа с луком, запеченная в яйце, в томатном соусе, — с видом заговорщика сообщил портье.
— Ну что ж, — вздохнул Чуешев, — отступать некуда, сдаюсь. Где у вас ресторан?