Ломми молча поставил перед ним кружку с пивом и дал прикурить от своей зажигалки. Потом перекинул через плечо полотенце, чиркнул мелом по грифельной доске над столом и присел напротив.
— Извини, — сказал он, — литровые все разобрали. Посуду бьют, а новой взять негде.
Одним глотком Гесслиц ополовинил кружку, вытер губы и, выдохнув, в два глотка допил оставшееся. Отодвинул и затянулся сигаретой.
— Говорят, какие-то спецталоны хотят ввести для пивных: со второй бочки — налог, а по талонам — с третьей. Слыхал? — поинтересовался Лом-ми, нагнувшись к столу. Гесслиц не взглянул на него и хмуро проворчал:
— Слыхал. Про спецталоны на тот свет. Если что, отложу тебе парочку.
— У вас, быков, там все такие шутники? — фыркнул Ломми, вставая, чтобы принести свежую кружку. Налил, сунул ее Гесслицу и сел обратно, прихватив рюмку вермута.
— Вчера был на Принценштрассе. Там «томми» квартал снесли, еще в апреле, чтоб этим сукам яйца повыдирали. Одного сбили, — мстительно улыбнулся Ломми, — хвост торчит до сих пор. В руинах люди копошатся, как муравьи. Прямо там и живут, если у соседей нет места. Полдома стоит, и ладно. Детей-то из города увезли, а старики остались. Да уж, высшая раса ютится в развалинах и готовит себе еду на утюге! Не видел? Переворачивают утюг, врубают в розетку и жарят на нем картошку. Я им ведро яиц отнес, так что сегодня у нас без омлета. — По небритым скулам Ломми прокатились желваки. — Бомбили бы заводы, суки, заводы все в пригородах, так нет, на жилые дома сбрасывают, чтоб запугать. — Ломми умолк, потом заговорил опять: — И что любопытно, погибла куча пленных. Своих. Они там с прошлого налета разгребали. Вот их первым делом и накрыло. Сейчас опять расчищают. Говорят, от Курфюрстен-дамм осталось одно воспоминание.
Из кухни его позвали.
— Да сейчас, иду! — махнул он рукой и пояснил: — Чеха взял на работу. Хотел французика, но он запросил, как лейтенант вермахта. А этот готов работать хоть за еду. Но я плачу ему пятьдесят марок, и, по-моему, все довольны… Если спецталоны на пиво введут, брошу всё к чертовой матери.
— Тебе чего надо? — оборвал его Гесслиц.
Ломми поджал губы, словно собирался с духом, чтобы открыть рот; повозил рюмку по столу.
— Ты же видишь, Вилли, я скоро сено буду подавать вместо капусты. За деньги ничего не купить. С карточками-то набегаешься, да и по ним нормы снижают. Вот и выкручиваюсь. Пару банок сосисок — за шнапс, свинину — за сигареты. Ну, ты и сам знаешь… А дело вот какое. У меня брат живет в Ген-тине, двоюродный. У него мастерская по ремонту сельхозтехники. Ну, и хозяйство кое-какое. Пропуск мне нужен. Я тут договорился с одним снабженцем. Раз в неделю он ездит в Бранденбург за продуктами, там до Гентина километров двадцать. Маленький крюк, никто не заметит. Я бы с ним и мотался. А брат картошки, мяса, капусты для «Жабы» даст. Ты же — крипо. Можешь помочь с пропуском?
— Гентин, говоришь? — буркнул Гесслиц.
— Ну, да, Гентин.
— Родина Моделя.
— Чего?
— У тебя же машина есть.
— А бензин?
— Ладно. Подумаю, что можно сделать. Гесслиц отхлебнул пива, посидел молча и спросил: — Чего еще?
Ломми осушил свою рюмку с вермутом и забрал пустую кружку у Гесслица. Почесал рыжую щетину на щеке.
— Да вот, заходил тут один тип. Много вопросов задавал. Не иначе, из ваших. Но он почему-то спрашивал про тебя.
— И что ты ему сказал?
— Ну, что? Самое главное… Что в жилах у тебя течет пиво, а не кровь. Что ты любишь айсбайн и можешь сожрать сразу два, но в основном употребляешь баночные сосиски в похлебке из рубца, потому что айсбайн сегодня трескают только генералы. Еще — что в последнее время ты пьешь как хряк, сбежавший от мясника. Может, ты и правда сбежал от мясника, Вилли?
— Как он выглядел?
— Как все ваши шпики — обыкновенно. Такой плотный, среднего роста, нос картошкой. Пиджак у него кожаный. И шляпу не снял.
Минул час. Потом еще полчаса. Гесслиц сидел один, навалившись локтями на стол, положив лицо на ладонь, окутанный сигаретным дымом. Он опять перебрал с выпивкой.
Потом он тяжело поднялся, рукавом смазал черточки на грифельной доске и, сунув в пустую кружку купюру, нетвердой походкой направился к выходу.
Путь до дома оказался долгим. Он останавливался возле каждого темного фонаря, чтобы подумать о важном, но у него не получалось. Два дня он провел в засадах, которые полиция устроила бандитам, обчищавшим квартиры во время налетов авиации, когда хозяева находились в бомбоубежище. Неделю назад грабители застали жильцов дома — те, вероятно, решили переждать бомбежку у себя, не спускаясь в подвал, — и застрелили стариков и молодую женщину. Глава крипо Артур Небе распорядился арестовать убийц во что бы то ни стало и ответственным за операцию назначил его, Гесслица.