В ту же минуту Мод уловила какое-то «нелогично» поспешное движение сбоку от него, несколько «выпадающее» из естественного колебания привокзальной толпы. Походка ее, выражение лица нисколько не изменились даже тогда, когда она увидела выступивших из переулка и идущих ей навстречу двоих мужчин в одинаковых шляпах. Мод быстро обернулась — позади на приличном удалении за ней шагала еще одна пара не сильно отличавшихся друг от друга спутников. Она ощутила пульсирующий ток крови в висках, сердце билось ровно, но ей показалось, будто удары его слышны отовсюду. С площади кто-то направился в ее сторону, требовательным жестом останавливая машины.
Впереди был модный магазин, торгующий женским платьем. Дверь с тихим звоном открылась, в ней возникла дама с бумажным свертком, замешкавшаяся на пороге. Недолго думая, Мод грубо отпихнула ее и бросилась внутрь.
— Где запасной выход? — крикнула она оцепеневшей продавщице.
Девушка указала на боковую штору. Мод откинула ее, вбежала в примерочную и с грохотом распахнула дверь, ведущую в лабиринт внутренних дворов.
Через несколько секунд в магазин ворвались гестаповцы. Один из них схватил продавщицу за локоть:
— Где она?!
— Выбежала туда!
Двое кинулись во двор. Двое других принялись обыскивать магазин.
Снаружи завыли сирены воздушной тревоги. Это был дневной налет американской авиации, частенько дополнявший ночные вылазки англичан. Гестаповец оглядел крохотную примерочную, уставленную зеркалами с таким расчетом, чтобы визуально расширить пространство: отражение множилось во все стороны до бесконечности. Сунулся в кладовку, на склад, в туалет… Искать было негде.
Продавщица замерла в стороне, вжавшись в прилавок, и растерянно наблюдала за действиями сыщиков, как вдруг взгляд ее упал на узкую щель, образованную между зеркалами. Она открыла рот, но не издала ни звука. Из темноты на нее смотрели ледяные глаза Мод и черное дуло пистолета.
— Поди ж ты к дьяволу! Сбежала, сука! — выругался гестаповец, утирая шляпой пот с лица. — Теперь Шольц башку нам в задницу запихнет.
«Либерейторы» появились в небе настолько внезапно, что никто не успел даже помыслить о бомбоубежище; первые удары орудий ПВО совпали с разрывами тяжелых фугасных бомб. Снаружи началась паника.
— Сэр, фельдмаршал Смэтс и генерал-майор Мензис уже восемнадцать минут ожидают вас в приемной, — сухо доложил похожий на дога камердинер, затем достал из кармана жилета часы, взглянул на них и добавил: — Прошу простить: девятнадцать минут.
Черчилль опустил свежий выпуск «Дейли мир-рор» и вопросительно посмотрел на него. Он лежал в постели, усыпанный пеплом от торчащей в углу рта догорающей сигары, в съехавших на кончик носа, маленьких, круглых очках для чтения, не вполне пришедший в себя ото сна.
— Ах, да, я же просил их зайти поутру, — вспомнил он. — Ну, хорошо…
Он, кряхтя, сел, сунул ногу в шлепанец, второй ногой принялся искать другой, не нашел, да так и остался в одном.
— Ваш перфекционизм, Джозеф, проистекает от несварения желудка. Попробуйте перед сном пить соду, — пробурчал он недовольно.
Камердинер подошел к окну и откинул портьеру. В окно заглянуло серое, дождливое утро. Черчилль поморщился:
— Дайте халат. И налейте шерри. Пора уже размять мысли в голове.
Получив стакан, он взял из хьюмидора на прикроватной тумбочке сигару, увлажнил ее кончик в вине, специальной палочкой проткнул и продул с противоположного конца. Затем поднялся. Камердинер помог ему надеть вишневого цвета халат поверх пижамы. Черчилль вынул изо рта окурок и раскурил новую сигару от предусмотрительно зажженной Джозефом спички.
— Отдайте садовнику, — сказал он, протягивая камердинеру жеваный окурок. — Это настоящая «La Aroma de Cuba». Пригодится для удобрения чайных роз.
Садовник и в самом деле брал остатки сигар Черчилля. Табаком из них он набивал свою трубку.
Как был, в одном шлепанце и домашнем халате, Черчилль проследовал в комнату приемов, где мирно беседовали его старый друг Ян Смэтс и шеф «Ин-теллидженс Сервис» (Ми-6) Стюарт Мензис. При его появлении оба встали, но поздоровались просто, без воинского приветствия. Черчилль уселся в кресло, закинул ногу на ногу. На столе, отделявшем его от посетителей, появились тосты, масло, кофе, серебряная пепельница в виде пагоды, графин с виски.