Как только прозвучал вопрос премьер-министра, в лице Мензиса, обычно безэмоционально-отре-шенном, похожем больше на лицо клерка из статистического управления, чем руководителя мощнейшей разведслужбы мира, проступило выражение жесткой, холодной сосредоточенности. Он поставил чашку с кофе на стол, сплел пальцы и, закатив глаза, уверенно заговорил:
— Безусловно. В манхэттенских лабораториях работает много наших ученых, кто-то закрепился среди технического персонала. Периодически кое-что удается получать. Как правило, это разрозненные данные, мы передаем их в Институт физики. Выводы отражаются в сводках, с которыми у вас есть возможность ознакомиться.
— Звучит не слишком оптимистично.
— Американцы засекретили каждый шаг, ввели жесткую ответственность, вплоть до электрического стула. Это касается всех, в том числе и британцев.
— В том числе и британцев, — с мрачной задумчивостью повторил Черчилль. — Всё, что связано с урановой бомбой: люди, мощности, наработки — всё переехало в Лос-Аламос. А ведь исследования начинались на британской земле. И теперь нам пытаются ограничить доступ к информации, на которую мы имеем право. Иной раз складывается впечатление, что Рузвельт если и поделится урановыми тайнами, то скорее с русскими, чем с нами. У вас там парой строк что-то по Швейцарии.
— Да, сэр, судя по всему, кое-кто из высокопоставленных чинов СС, причастных к реализации урановой программы, ищет возможность выйти на контакт с западными союзниками. На кону урановая бомба рейха и судьба немецких физиков после капитуляции. По некоторым данным, представители Даллеса в Швейцарии проявляют к этому интерес. Переговоры уже ведутся, судя по поступающим донесениям, со шведами, которые, вероятно, готовы выступить посредниками.
— А заодно получить доступ к информации.
— Очевидно.
— Этого следовало ожидать. Насколько надежен источник?
— Источников несколько, — слегка запнувшись, ответил Мензис. — В Швейцарии, в Цюрихе, — вам, несомненно, я могу сказать — это Франс Хартман, наш старый, проверенный агент, бывший управляющий берлинского отеля «Адлерхоф». Если помните, в прошлом году у него был уже диалог с Шелленбер-гом на эту тему. Я вам докладывал. Также переговорный процесс пытается наладить личный врач Гиммлера Феликс Керстен. И тоже через шведов.
— Мое мнение, Уинстон, если тебе интересно, — вмешался Смэтс. — Нам не следует игнорировать контакты, связанные с урановым оружием, дабы однажды не очутиться на обочине. После покушения на Гитлера единственная реальная сила в Германии — СС, как ни противно это признать. Больше там говорить не с кем. Вермахт деморализован, оппозиция, абвер разгромлены, внутренний террор становится только крепче. Если мы будем с гордым видом стоять в стороне, американцы тихо снимут пенки, и тогда голос Британии заметно осипнет. Бомба, Уильям, бомба. Как видишь, в этом направлении работают все, даже шведы. Надо снять белые перчатки и засучить рукава. Надо идти на переговоры, если они принесут нам ключ к урановому оружию.
— Перестань! Ты предлагаешь мне вырядиться чертом, чтобы понравиться дьяволу. Нет, ни при каких обстоятельствах я не желаю договариваться с Гиммлером. Никаких переговоров не будет! Запомните это, Мензис.
Широкой пятерней Черчилль пригладил свои редкие, желтовато-седые волосы, загасил сигару, нажал кнопку в подлокотнике кресла и поднялся. Вошел камердинер.
— Пожалуй, настало время переодеться, — хмуро произнес Черчилль, запахнув халат.
— Какой костюм выберете, сэр? — спросил Джозеф.
— Морской, — подумав, решил Черчилль. — Подождите меня, — бросил он и удалился, чуть ли не с вызовом шлепая голой ступней по паркету.
Оставшись один на один, Смэтс ободряюще потряс за плечо Мензиса, который искренне не понимал щепетильности премьер-министра в таком исключительно важном вопросе, тем более что методы работы СИС не составляли для него тайны: вплоть до начала войны «Интеллидженс Сервис» вовсю сотрудничала с гестапо в рамках обмена информацией о коммунистах — и ничего.
— Надеюсь, он услышал, — вполголоса сказал Смэтс. — Но и его можно понять. Все меньше желающих считаться с его мнением. Даже наши военные смотрят в рот американцам, а Уилли всего лишь вежливо выслушивают. Он хотел Средиземноморье считать приоритетным — Средиземноморье, Грецию, Италию, но Рузвельт встал на сторону Сталина. Он до последнего противился «Оверлорду» — его отодвинули, как назойливого мальчишку. Монтгомери попросту проигнорировал его, и высадка состоялась. Если так пойдет дальше, Уильяма ждет хорошая охота в Чарт-велле, водопад почестей и — воспоминания.