Гитлер запретил казнить мятежников как гражданских лиц на гильотине и расстреливать как военных: им предназначалась исключительно виселица. Чтобы казнь выглядела более устрашающе, специалисты тюрьмы Плетцензее предложили вешать осужденных на струнах от рояля, которые прикреплялись на потолке к крюку для подвешивания мясных туш. Так мучения могли тянуться до получаса, в то время как обычная петля или ломала шею, или удушала за несколько секунд. На всякий случай, чтобы агония не прервалась раньше времени, осужденным кололи сердечные стимуляторы. Конвульсии в металлической петле снимались на кинопленку при освещении софитов, как будто на подмостках уличного балагана разворачивалось жуткое представление. Пострадавший от взрыва в «Вольфшанце» группенфюрер Фегеляйн, муж младшей сестры Евы Браун, показал Гитлеру фотографии казни. Тот поморщился и вернул их ему со словами: «Мне неприятно на это смотреть. Но что делать? Возмездие должно быть суровым».
Когда дым от провального покушения Штауф-фенберга рассеялся, настало горячее время демонстрации бескомпромиссной верности фюреру. Вместо того чтобы затаиться, Небе ринулся в атаку, полагая, что, будучи на виду, он меньше рискует оказаться в прицеле внимания следователей гестапо. В первый же день он выдал ордер на арест нескольких малозначимых сотрудников своего ведомства, о которых ходили слухи в сочувствии заговорщикам. Кроме того, ему пришлось принять участие в задержании начальника полиции Берлина графа фон Хелльдорфа. Для Небе этот человек представлял серьезную опасность. Ветеран национал-социалистического движения, организатор еврейских погромов еще во времена Веймарской республики, балагур, повеса, карточный игрок, промотавший отцовское поместье Вольмир-штедт и вернувший себе состояние через вымогательство денег за спасение у богатых евреев, которых сам же и преследовал, не брезговавший присваивать предметы роскоши после того, как носители желтой звезды отправлялись в лагерь, обергруппенфюрер Хелльдорф связался с заговорщиками скуки ради — его привлекали таинственность, авантюризм и звонкие титулы участников. Фон Хелльдорф мог знать об обещании Небе распустить криминальную полицию, дабы она не воспрепятствовала перевороту, которое тот дал и не выполнил.
На четвертые сутки после покушения, ближе к ночи, в дверь секретной квартиры Небе на Эреп-штрассе, куда он втайне ото всех и в первую очередь от своей изнывавшей от ревности многолетней любовницы, инспектора крипо Найди Гоббин, таскал женщин всякого сословия и званий, раздался тихий, но настойчивый стук. Как раз в эту минуту шеф кри-по, чтобы хоть немного расслабиться, лихорадочно раздевал жену своего соседа по дому — молодую, дородную, как лимузинская корова, волоокую учетчицу со склада военной амуниции, которая томно сопротивлялась, задыхалась и призывно твердила: «Зачем это? ну, зачем это? ну, зачем это?»
Вцепившись в неподдающиеся застежки бюст-галтера, Небе пригнулся, как от подзатыльника, и замер в скрюченной позе. Кровь отхлынула с лица.
— Что такое? Кто это? — с изумленным испугом прошептал он.
На цыпочках, стараясь ничего не задеть, чтобы не произвести шума, в трусах и кителе, он подлетел к двери и встал перед ней, прислушиваясь. Стук повторился. На дверную ручку с кончика носа Небе шлепнулась жирная капля пота. Ему показалось, что звук ее падения был слышен даже снаружи. Раскрытой рукой он смахнул струящийся пот с лица. Приложил ладонь к груди, ощутив, как бешено колотится под ней сердце. Осторожно вынул из висевшей на вешалке кобуры вальтер. После небольшой паузы за дверью послышался отдающий гулким эхом голос Мюллера:
— Артур, не валяй дурака. Открывай. Я один.
Лицо Небе вытянулось. Никто, кроме пары доверенных лиц, не знал этого адреса. Мюллера здесь никогда не бывало. Неуверенным движением Небе повернул в замке ключ. Одетый в неброский костюм, в фетровой шляпе с шелковым кантом, похожий на страхового агента, перед ним стоял шеф гестапо — действительно один.
— Боже мой, Генрих, как ты меня нашел? — выдавил из себя Небе.
— Это было несложно. — Мюллер удивленно посмотрел на него и прошел внутрь. — У тебя бравый вид, — заметил он. — С таким, пожалуй, не повоюешь. Убери оружие, а то наделаешь шума.
Пока Небе натягивал брюки, Мюллер сунулся в спальню, где на кровати, прижав одеяло к подбородку, сидела насмерть перепуганная учетчица.
— Пошла отсюда. Быстро, — приказал он, задев ее леденящим взглядом своих тяжелых, немигающих глаз, затем прошел в кабинет и уселся в кресло, заложив ногу на ногу. Девица выскочила вон, не успев до конца одеться. Небе очумело посмотрел ей вслед и нерешительно направился в кабинет.