По-разному каждый из нас познает, что такое интернационализм. Начало пути в этом познании у Науменко вот такое. Потом, десятилетия спустя, он будет выполнять интернациональный долг вдали от Родины. За проявленные мужество и героизм будет награжден орденом Красной Звезды и медалью «За боевые заслуги». Он увидит, что такое интернационализм и в трудные, тяжелые часы и минуты, пережитые год назад в Сумгаите. Когда тысячи азербайджанцев укрывали своих братьев армян у себя в квартирах от звереющих толп хулиганов, погромщиков. Укрывали, рискуя собой и своими детьми. Не просто свидетелем был в Сумгаите полковник Науменко — замполитом военного коменданта Особого района города. С 28 февраля по 30 марта, до отмены особого положения и комендантского часа.
— И за все это время, — рассказывает Аркадий Аркадьевич, — в городе не было ни одного убийства, изнасилования, поджога или погрома квартир. Впрочем, как и в Нагорном Карабахе потом, с 21 сентября.
В Нагорно-Карабахскую автономную область Азербайджанской ССР он впервые попал в конце марта, приехали из Сумгаита. Тогда здесь шли забастовки, не работали все крупные промышленные предприятия. Кончилось все это сравнительно быстро, и, улетая домой, Науменко не предполагал, что судьба вновь сведет его со Степанакертом осенью, и теперь уж надолго. Что станет он, как шутят товарищи, почти нагорнокарабахцем, а если серьезно — станет жить заботами области, как своими кровными. А иначе как же? Если чувствовать себя прикомандированным, вояжером — серьезной работы не получится.
— А Науменко — человек глубокий, основательный, — говорили мне члены Комитета особого управления, практически все, с кем встречался.
Заметил: многие из них, люди известные, опытные, не раз советовались с полковником, с уважением относятся к его мнению. Да и к нему питают симпатии, как к человеку, как к политическому работнику. Это впечатление вынес я из бесед с членами комитета В. Мишиным, секретарем ВЦСПС, В. Сидоровым, ответственным работником ЦК КПСС, генерал-майором С. Купреевым и другими.
…Поздним вечером забегаю в штаб. На огонек к полковнику Науменко. У него сидит лейтенант. Из недавно прибывших сюда служить офицеров.
— Написал рапорт: разочаровался, мол, в службе, — объясняет Науменко, когда лейтенант уходит. — И что настораживает: он такой не один. Вот, — полковник листает тетрадь, — за последние дни с восемнадцатью побеседовал. В один голос твердят: ошиблись в выборе, когда поступили в военные училища, а теперь, дескать, когда на носу сокращение Вооруженных Сил, хотят исправить ошибку. А в общем, все глубже.
Знаю: действительно, глубже. Сказывается необустроенность — в части не хватает квартир, и, сколько ждать их, никто не ведает: жилищное строительство в Степанакерте больнейший вопрос. Пока выход у лейтенанта один: снимать угол, а это до 100 рублей в месяц отдай. Если учесть, что жену устроить на работу практически невозможно — город переполнен безработными беженцами, то грустные получаются размышления о семейном бюджете молодого офицера. Мест в яслях и детских садах тоже нет и в ближайшее время не предвидится.
— Пробиваю сейчас финские домики, — говорит Науменко. — Они — единственный выход. Свои ясли, очевидно, открывать будем…
Засиделись мы с Аркадием Аркадьевичем далеко за полночь. Он рассказывал о планах по бытовому устройству солдат и офицеров, новых поездках в трудовые коллективы, к воинам, несущим на постах службу. И все для него главное, ничего второстепенного, все сплетено в один узел. Жизнь есть жизнь. А она у тех, кто работает, простой, без проблем никогда не бывает.
А снег за окном шел и шел. Словно природа решила воздать за слякотную, бесснежную зиму.
Аркадий Иванович Вольский встал из-за стола, прошелся по кабинету.
— Знаете, — задумчиво сказал он, наблюдая за снегопадом, — пройдет время, и жизнь в области стабилизируется. Расцветет экономика. И в том, что так будет, не сомневаюсь. И верю: карабахцы не раз помянут добрым словом всех тех, кто пришел им на помощь в трудную минуту. Вспомнят и воина, к которому они всегда питали и питают самое искреннее уважение.
Вскоре мы прощались. Интервью было взято, магнитофон выключен. Пожимая руку, Вольский вдруг прищурился и с каким-то удовольствием, гордостью произнес:
— А в общем, в Особом районе у нас и особые люди.