– Даже чересчур, – буркнул я. – То есть, по-вашему, они слышат то, что исходит из Эпицентра?
– Слышат? Думаю, что их восприятие не ассоциируется ни с каким из пяти известных нам органов чувств. Вот вы – вы слышите, видите или что-то еще?
Я подумал и ответил:
– Скорее все-таки что-то еще.
– Вот и у них то самое еще. Или какое-то другое. И у тех, кто колет себе героин, у них тоже какое-то еще. Но все перечисленные в той или иной мере начинают ощущать упомянутый неизвестный фактор Зоны. Кошки, по-видимому, очень интенсивно. Героинщики, на фоне общей разбалансировки психики, искаженно, а вы…
– А я только недавно узнал, что могу чувствовать это – от тех же Кошек.
– Вы об этом не задумывались, вот и не знали. Кошки настроились рефлекторно. Святоши, понятно, вечно апеллировали к Всевышнему. Поэтому и услышали Глас Божий. Но с вами все-таки непонятно… Предположим, контузия. Гм… Героиновое опьянение не расширяет сознание, как уверяют сторонники психоделии. Само по себе наркотическое опьянение здесь ни при чем. Героин неизвестным образом стимулирует у некоторых, заметим, не у всех, некие возможности, возникшие, скажем условно, в результате эффекта Калипсо, порожденного Зоной. А у вас похожие способности проявляются естественным путем и носят постоянный характер, как у Кошек. Но вы, прошу прощения, все же не Кошка. Значит, есть иная причина. И ваша контузия не хуже любой другой. Она могла как-то повлиять на ваш мозг. А фактор Зоны резонирует с возникшими изменениями. Чистая фантазия, конечно.
– Логики она не лишена, – сказал я.- Но что из всего этого следует?
– Пока ничего. Я, во всяком случае, не знаю.
Наша беседа вдруг прервалась. Бэтээр резко затормозил. Я тоже выжал педаль. Трасса в этом месте делала плавный поворот. Из транспортера было видно что-то, чего не видел я. Но особой опасности оттуда не исходило. На крыше бэтээра опять шевельнулся мини-«Град».
Я сказал по рации Володе Исаеву:
– Оставь в покое свою ракетницу.
– А ты что, не видишь, что впереди?
– Не вижу. Ты загораживаешь. Но сейчас увижу.
Я открыл дверцу вездехода, спрыгнул на землю и отправился в обход нашего «авангарда». Из люка появился Володя и присоединился ко мне. На броню вылезли было еще два бойца, но я показал им кулак, и они скрылись.
Обойдя транспортер, я увидел, что дорога впереди перегорожена толстыми стволами поваленных деревьев. Солидная баррикада, ее не проскочишь. Но можно в щепки разнести ракетами. Однако вряд ли тут требовались ракеты. У баррикады я ощущал чье-то присутствие – человек пять-шесть,- но оттуда доходила скорее тревога, чем агрессия.
Я зашагал к завалу.
– И чего ради мы туда премся? – поинтересовался не отстававший от меня Исаев. – Подъехали бы на танке…
– Танки нам еще пригодятся, – ответил я. – Но не сейчас.
Откуда-то сбоку, из придорожных зарослей, объявился мужик в длинном плаще, спортивной шапочке и хромовых офицерских сапогах. На сгибе локтя он держал карабин – не угроза, но предупреждение. В кустах прятались другие, настороженные, ощетинившиеся стволами. Кажется, у них имелось и кое-что посолидней карабинов.
Я подошел вплотную. Лицо незнакомца покрывала густая щетина. Из-за нее он выглядел лет на пятьдесят, но на самом деле был моложе. Из-под надвинутой на лоб шапочки остро поблескивал настороженный взгляд.
– Кто такие? – зычно осведомился мужик в плаще.
– Проезжие, – ответил я. – А вы что за соловьи-разбойники?
– Мы не разбойники, – ощетинился мужик. – Разбойники тут недавно проезжали. Завернули на одну ферму и такого там натворили!
– И вы на дороге залом устроили: никого не пущать? Тут уроды вереницами, что ли, тянутся?
– Ну вы же притянулись, – криво усмехнулся мужик.
– Вы не соловьи – мы не уроды.
– А кто ж вы такие?
– Экспедиция, – внушительно сказал я. – Научная. Мужик опять ухмыльнулся.
– И откуда ж вы, такие ученые, взялись? Ты, смотрю, главный ученый. По роже видно.
– И чем тебе моя рожа не угодила?
– Кажись, знакома маленько. Где-то я тебя вроде видал. Ты не Ездок, случайно?
– Случайно – Ездок.
– Ну вот. А говоришь – экспедиция. Я вашего брата знаю. Не хочу плохого про всех сказать, а тоже сволочей хватает.
– Короче, – сказал я. – Вы, полагаю, хуторские…
– Да тут и Охотники есть, – вставил мужик. – Стреляют хорошо.
– Не сомневаюсь. Я точно Ездок, но сейчас совсем по другим делам. Про Работяг слыхал?
Мужик пожал плечами:
– Работяги, Урки, Святоши, Менты разные… Чего ж не слыхал?! Вы там, в городе, совсем сдурели. На банды разбились.
– Работяги не бандиты.
– Да слыхал я, – почесал в затылке мужик. – Работяги, говорят, поприличнее.
– Они имеют связи с Большой землей. Оттуда люди пришли. И везу я их туда, откуда все началось.
– Как же они не перемерли? – усомнился мой собеседник.
– А они из санлагерей.
– А-а… И на кой черт вы туда едете, где началось?
– Где началось, там может и закончиться. Если сидеть и ничего не делать, так и передохнем все.
Разговор наш длился еще минут десять. Мужик мялся, почесывался. В кустах нетерпеливо возились, негромко лязгая оружейным металлом. В конце концов я его убедил. Щетинистый обернулся, махнул рукой. В зарослях взревел двигатель, и на дорогу выполз небольшой бульдозер с укрепленной железными листами кабиной. Своим ножом он слегка отодвинул баррикаду – ровно настолько, чтоб мы могли проехать.
– Вы это, – сказал на прощанье мужик, – не озоруйте. У нас хоть радио нету, зато другая связь имеется. Дальше всех уже предупредили. Гостеприимство вам не обеспечено. Но я дам знать, чтоб вас не трогали… если сами не нарветесь.
Я заверил его, что нарываться мы не собираемся.
ГЛАВА 3
Дорога была из рук вон, так что ехали мы с черепашьей скоростью. Флюиды Коня то усиливались, то затухали в моем мозгу. По этому ориентиру я старался держать расстояние. Приближаться к тем, кто впереди, было пока рано.
Когда начало смеркаться, я принялся высматривать место для ночной стоянки. В темноте ехать – себе дороже. Справа открылась обширная прогалина, которую со всех сторон плотно обступил лес. Лес – это плохо. Под его прикрытием можно подобраться незаметно и напасть внезапно. Кто тут мог к нам подбираться и нападать, я представления не имел. (Если комодовцы опять кого-нибудь не оставили позади, чтоб нас притормозить.) Просто в Зоне опасность – это повсеместное и непреходящее положение дел. И тот, кто его не учитывает, долго не живет.
Но выбор у нас был невелик. Я сказал по рации, чтоб остальные съезжали на прогалину.
Машины мы поставили в круг – опыт Средневековья и переселенцев американского Дикого Запада. Круг из четырех транспортных средств, правда, получился жидковат. Но ребята Исаева достали из грузовика свернутую в рулон металлическую сетку-рабицу и принялись затягивать ею пространство между машинами. Я поморщился. Тоже мне – непреодолимая преграда.
Люди высыпали наружу, разминая затекшие от долгого сидения в тряских кабинах суставы. Поднялся галдеж, но я его тут же прекратил. И в наступившей тишине из глубины леса вдруг донесся приглушенный рев пополам с воем. Звук был жуткий, хорошо, хоть достаточно отдаленный.
Бойцы насторожились, научники замерли. Я заметил, как Лариса зябко передернула плечами.
Ее присутствие в отряде меня нервировало. Кто она мне? По сути никто. Но я точно знал: хочу я этого или не хочу, но буду присматривать за ней всю дорогу. А значит, непременно просмотрю что-то другое. Например, засаду.
– Это что ж такое? – поинтересовался один из парней Исаева.
– Зверюга какая-то, – неопределенно объяснил Володя.
– Ночью будем по очереди караул нести, – сказал я. – Смотреть в оба, не дремать. Нам гости с такими голосами ни к чему.
– Не переживай, мы сигнализацию установим, – успокоил Исаев.
Я ничего не ответил. Сигнализация их!… То, что ревело в лесу… Я, конечно, доподлинно не знал, что оно такое. Но предполагал. Тигры, как и Кошки, выжили после Чумы. Только Кошки сновали в населенных пунктах, а Тигры прятались в тайге. Их перестали отстреливать, и развелось их немало. Тигры, как и Кошки, изменились, следы, которые видели Охотники, раза в полтора больше обычных. И вообще не очень похожи на тигриные. Черт знает, на что теперь похожи те, кто их оставил. Я не очень верил слухам.