– Я буду иметь это в виду.
…До выхода меня проводил тот же безмолвный тип в рясе. На крыльце я зажмурился от яркого солнечного света.
Я подозревал о чем-то подобном – в смысле наркотиков. Вряд ли этот кретин смог бы удерживать вокруг себя людей одними глупыми речами. Но «горынычем» он связал свою паству накрепко. А Генерал, значит, предводитель Ментов, пронюхал и решил устроить маленький рэкет. Если Урки тоже осведомлены, веселая история может завариться. Особенно если братва стакнется с Ментами. А если не стакнется и Урки попробуют выпотрошить Святош первыми, стычки с Ментами им не избежать. Те не любят, когда им переходят дорогу.
Выйдет очень серьезная драка. И отбить товар у Ментов братки не смогут.
Тем более что единства в их рядах давно нет. Муштай наверняка попытается использовать ситуацию в своих целях, Комод – в своих. Но отступаться от такого жирного куска не в их привычках.
Чертовы Святоши! Они держались в тени со своим героином с самой Чумы.
Видать, у них совсем истощились припасы, если они стали расплачиваться порошком. И конечно же сразу засветились. Добром эта история так и так не кончится. Надо непременно посоветоваться с шефом. Значит, придется воспользоваться связью.
ГЛАВА 3
Усевшись в джип, я направил его в сторону заброшенного завода. Завод располагался у самого центра города, так что долго колесить мне не пришлось. Проехав вдоль бетонной изгороди, я свернул в распахнутые ржавые ворота, предварительно убедившись, что за мной никто не наблюдает. Но на этом запустелом пространстве некому было наблюдать за одиноким Ездоком.
Заводские корпуса, мертвые и безмолвные, с выбитыми или запыленными до непрозрачности стеклами, угрюмо высились надо мной и навевали тоску. Я помнил время, когда проходную можно было миновать лишь строго по пропускам, бдительные вохровцы обнюхивали каждую въезжавшую и выезжавшую машину, а над заводской территорией висел негромкий, но мощный гул работающих механизмов. Сейчас бетонные плиты и асфальт заводских дорожек потрескались, густо проросли травой. Тишину нарушила лишь спугнутая мной стая ленивых голубей, шумно взлетевшая из-под самых колес.
Углубившись в заводские лабиринты, я остановился возле распахнутой двери цеха. За ней чернела непроглядная темнота. Я вышел из машины, еще раз огляделся, прислушался. Не было здесь никого, кроме привидений, которых здесь тоже не было.
От двери на второй этаж вела крутая лестница с выщербленными ступенями. Я взбежал по ней и оказался в длинном коридоре, заваленном мусором. По обе его стороны тянулись ряды дверей, распахнутых и закрытых. Здесь прежде располагалась цеховая контора. Я подсвечивал себе фонарем, потому что свет с улицы сюда почти не проникал. Мельком заглянув в один из кабинетов, я увидел на полу два человеческих костяка, присыпанных желтой пылью. Кто-то так и окочурился на трудовом посту. Побуревший череп дружелюбно скалился пришельцу.
Эту картину я наблюдал не раз, приходя сюда. Но теперь не удержался. Она действовала мне на нервы, которые с такой жизнью день ото дня отнюдь не укреплялись.
Я вошел в кабинет и ткнул ногой скелет. Он сразу распался на несколько частей, смеющийся череп откатился в сторону. То же самое я проделал и со вторым. Я топтал хрупкие, как сухие веточки, кости, пока они не обратились в прах. Черепа оказались прочнее, я не стал с ними возиться и просто отправил пинком подальше с глаз. Проделав это, я вернулся в коридор. В самом его конце располагалась подсобка. Я с усилием распахнул перекосившуюся дверь. Подсобка была полна всякого хлама – от веников и швабр до сваленных в кучи папок-скоросшивателей. Я аккуратно разобрал груду старья и достал чехол с портативной рацией.
Мои позывные долго оставались без ответа. Наконец сквозь потрескивания донесся жестяной голос:
– Слышу вас. База – четыре на связи. Назовите пароль.
– База – четыре. Прибой. Жду отзыва.
– Отлив. Говорите.
– Нужна срочная встреча с Монголом.
– Монгола нет на базе.
– Когда будет?
– Не скоро.
– Что случилось?
– Долго рассказывать.
– Нужна консультация.
– Как срочно?
– Сегодня. Ситуация – три шестерки.
– Доложите суть.
– Мне нужен Монгол.
В эфире воцарилось долгое молчание. Потом жестяной голос сообщил:
– Приезжайте через два часа на явку. Придет дублер Монгола.
На этом связь прервалась. Не желали они вступать со мной в полемику. Они привыкли к безоговорочным решениям.
Куда, интересно, черти так некстати унесли Монгола? На месте он никогда не сидит, работа такая. Но сейчас лучше бы ему посидеть. Его дублера я знал, Монгол приводил аккуратного мужчину в строгом костюме на одну из встреч для знакомства. Дублер и нужен был для таких вот экстренных случаев. Но тогда в своем отутюженном наряде клерка посреди непролазных зарослей он выглядел довольно нелепо и почему-то мне не понравился. Монгол был полевой работник до мозга костей, и я ему доверял, хоть особой симпатии и не испытывал. А этот, отутюженный, вызывал во мне раздражение. Я представил его на одичалых улицах города. Может быть, он крутой спец.
Может, великий комбинатор и мастер каких-нибудь единоборств. Но мне казалось, что в нашей каше он не протянул бы и суток.
Нет, с дублером мне встречаться определенно не хотелось. Но если не встретиться, потом всех собак повесят на меня. Я в сотый раз пожалел, что когда-то согласился на предложение о сотрудничестве.
…Тогда, три года назад, я сидел на своей кухне и то глотал водку из горлышка, то падал головой на стол и выключался на несколько минут. Но счастливое забытье длилось недолго, меня будто ударяло изнутри, я подскакивал на своем табурете и обмирал от предчувствия, что вот сей же час сойду с ума. Может, я слегка уже и свихнулся, иначе не торчал бы в собственной квартире, а несся бы к одному из только что созданных кордонов
– сдаваться. К этому времени я окончательно понял, что у меня иммунитет.
Город был завален трупами, которые не гнили, а за сутки обращались в желтую пыль и хрупкие, как фарфор, скелеты. Кое-где бушевали пожары, по улицам носились какие-то обезумевшие фигуры. Прямо под моим окном в стену дома, встряхнув его до основания, врезался грузовик. Из окон посыпались стекла. Грузовик не загорелся. Он и по сей день торчал у проломленной стены, проржавевший и осевший на спущенных колесах. В кабине желтела пыль, но ставший хрупким остов водителя сам собой развалился на куски. Я потом объезжал это место десятой дорогой.
Я третьи сутки без сна сидел на кухне своей квартиры и глотал водку. От мысли заглянуть в спальню волосы у меня на голове вставали дыбом. Я знал, ЧТО там, на постели.
Жена и шестилетний сынишка заболели в один день. Я сразу понял это по желтым пятнам, высыпавшим на их лицах. Катя тоже поняла, что они обречены, и молча смотрела на меня округлившимися, бездонными глазами. И только
Андрюшка то приникал к матери или ко мне, хныча и жалуясь, что «внутри сильно чешется», то опять принимался за свои игры. Но ненадолго. Болезнь прогрессировала стремительно и уже не отпускала даже на время. Я знал, что больше четырех дней никто еще не протянул, и готов был пустить себе пулю в лоб, потому что знал: помочь невозможно.
Андрюшка на второй день впал в забытье, и к вечеру его не стало. Катя лежала рядом с ним на кровати. Когда детское тельце стало усыхать, превращаясь в сморщенную мумию, а потом рассыпаться желтой пылью, она впервые страшно закричала. Я обхватил ее и что-то бормотал – сам не помню что. Потом она затихла.
Катя так и пролежала на кровати рядом с останками сына до самой своей смерти. Я сидел рядом, тупо глядя в стену. Этих часов я не забуду никогда.
Порой те события возвращаются ко мне во снах, и я вскакиваю в холодном поту.
Я не стал дожидаться, когда посмертная метаморфоза произойдет и с Катей.
Поцеловав ее в еще теплые, но уже ставшие сухими и шершавыми губы, я отправился на кухню, достал из холодильника водку и залпом выхлестал из горлышка почти всю бутылку. В последующие двое суток я лишь однажды выходил на улицу, чтобы взять водки в соседнем разгромленном магазине.