Выбрать главу
Ни колес у извозчика-лентяя,Ни боков у бизона, дранных стойлом,Ни клыков у свирепых старых вепрей.Есть, однако, одно (он сам не спорит):Гузно стёртей гораздо у Гедила.58Нимфа, священной воды царица, которой желанныйИ нерушимый воздвиг храм благочестный Сабин,Да почитают всегда родники твои в Умбрии горной,Пусть даже байских ключей Сассина не предпочтет!Ты благосклонно прими мой дар — мои робкие книжки:Будешь ты Музам моим током Пегасовых вод...«Тот, кто святилищам Нимф стихи свои в дар преподносит,Сам объявляет, какой книги достойны судьбы».59Долго и много по всей слонялся Мамурра Ограде,Там, куда Рим золотой тащит богатства свои.Мальчиков нежных он всех осмотрел, пожирая глазами,Только не тех, что стоят всем напоказ у дверей.Но сохраняемых там, за особою перегородкой,Чтоб их не видел народ или такие, как я.Этим насытившись, снял со столов дорогие покрышки,Также слоновую кость белую сверху достал;Смерил еще гексаклин черепаховый раза четыре,Но для лимонного он мал оказался стола.Носом проверил потом, коринфский ли запах у бронзы,И осудил, Поликлет, мраморы даже твои;Погоревал, что хрусталь стеклом немного испорчен,И отложил для себя десять фарфоровых ваз.Несколько взвесил он чаш старинных, спросив, не найдется льКубков с отметкой на них Ментора славной руки;Все изумруды он счел в золотой узорной оправеИ жемчуга, что звенят на белоснежных ушах.И сардониксов искал настоящих на каждом столе он,И приценился еще тут же он к яшмам большим.Под вечер, сильно устав и уже уходить собираясь,Пару купил он за асс плошек и сам их понес.60В Пестуме ль ты родился, иль, быть может, на тибурском полеИль в Тускуланской земле ярко цветок твой алел,Иль в пренестинском саду тебя домоводка срывала,Или кампанских лугов был украшением ты:Чтобы красивей, венок, моему ты казался Сабину,Думает пусть, что моим ты Номентаном рожден.61Есть замечательный дом в земле Тартесской, где Бетис,В мирном теченье струясь, Кордубой пышной любим;Где желтоватая шерсть отливает природным металломИ гесперийских овец золотом красит живым.Там посредине двора, осеняя собой все жилище,Цезаря явор стоит, густо покрытый листвой.Гостя счастливой рукой необорного был он посажен,И побудила она маленький прутик расти.Дерево чувствует впрямь и создателя и господина:Так зеленеет оно, ветви к звездам вознося,Часто, бывает, под ним охмелевшие фавны резвятся,Звуками поздних цевниц дома смущая покой;И, по безлюдным полям убежавши ночью от Пана,Часто случается здесь сельской дриаде сидеть.Благоухает весь дом при пирах, заводимых Лиэем,И от вина веселей дерева сень разрослась.Утром алеет земля вчерашних венков лепестками,И никому не понять, кто бы рассыпать их мог.О дорогое богам, о великое Цезаря древо,Ты не страшись топоров и нечестивых огней.Будешь, надейся, всегда ты покрыто зеленой листвою:Ты не Помпея рукой было посажено здесь.62То, что в пурпур окрашенное платьеФиленида и днем и ночью носит,То не гордость совсем и не тщеславье:Ей любезен совсем не цвет, а запах.63Все развратники, Феб, тебя приглашают откушать.Тот, кого кормят они, право, не очень-то чист.64Цезарь, снисшедший принять великого лик Геркулеса,Новый дарует храм нам на Латинском пути,Там, где путник, спеша к тенистому Тривии царству,Восемь столбов перечтет, что от столицы идут.Ранее чтимый в мольбах с потоками жертвенной кровиСам, ныне меньший, Алкид большего ревностно чтит.Этого молит один о богатстве, другой — о почете,К меньшему с меньшей мольбой все безмятежно идут.65Славный Алкид, кого должен признать громовержец латинский,После того как теперь Цезаря принял ты лик,Если лицом ты таков и наружностью был бы в то время,Как покорялись твоим чудища мощным рукам,То никогда бы народ не увидел, что ты АрголидыСлужишь тирану, терпя дикий его произвол:Повелевал бы ты сам Еврисфею; тебе вероломноНе преподнес бы Лихас Несса коварных даров;Ты, и без Эты костров и не ведая тягостной кары,Звездных чертогов отца вышнего мог бы достичь;Ты бы и шерсти не прял у владычицы Лидии гордой,И не видал никогда Стикса и Тартара пса.Ныне Юноне ты мил, ныне любит тебя твоя Геба,Нимфа, увидев тебя, Гила отпустит теперь.66Если жена у тебя скромна, молода и красива,Что добиваться, Фабулл, права троих сыновей?То, о чем нашего ты умоляешь владыку и бога,Сам себе сможешь ты дать, ежели только ты муж.68Что донимаешь ты нас, проклятый школьный учитель,Невыносимый для всех мальчиков, девочек всех?Ночи молчанья петух хохлатый еще не нарушил,Как раздаются уже брань и побои твои.Так наковальня гремит, когда с грохотом бронза куется,Если сажать на коня стряпчего станет кузнец.Тише неистовый шум в огромном амфитеатре,Коль победителя щит кликами встречен толпы.Часть хоть ночи проспать нам дай, — умоляют соседи, —Ладно, коль будят пять раз, вовсе ж не спать тяжело.Учеников распусти! Не желаешь ли с нас, пустомеля,Сколько за ругань берешь, ты за молчание взять?69Если ты муж, Полихарм, то потом облегчаешь желудок.Если жена, что тогда делаешь ты, Полихарм?70«О, времена!» —восклицал: «О, нравы!» — некогда ТуллийВ дни святотатственных смут, что Катилина поднял,В дни, когда зять и тесть в жестоких битвах боролисьИ от гражданской войны кровью земля налилась.Что же ты: «О, времена! О, нравы!» — теперь восклицаешь?Что не по нраву тебе, Цецилиан, объясни!Нет ни свирепых вождей, ни смут, ни кровавых сражений,Можно в спокойствии нам мирно и радостно жить.Нравы не наши тебе твои времена загрязняют,Цецилиан, — это все делают нравы твои.71Лев, украшенье вершин массильских, и вождь руноносныхСтад в изумительной всем дружбе взаимной живут,Сам посмотри ты: в одной они помешаются клеткеИ принимают одну общую пищу вдвоем.И ни дичины лесной, ни травы им не надобно мягкой,Нет: молодая овца пищу обоим дает.Чудо немейское чем заслужило, чем Геллы носительТо, что как звезды они в небе высоком горят?Если б заслуживал скот и звери небесных созвездий,Этот овен, этот лев были б достойными звезд.72Либер, венком из Амикл чело свое увенчавшийИ авзонийской рукой бьющий, как истинный грек,Раз посылаешь ты мне заключенный в корзиночке завтрак,То почему ж не прислал с яствами вместе бутыль?Имени коль своего достойный даришь ты подарок,Как же не знать, каковы эти должны быть дары?73Ты, что зубами привык растягивать ветхую кожуИли подошву, в грязи сгнившую, старую грызть,Ты пренестинской землей после смерти патрона владеешь,Где и в каморке тебя видеть зазорно бы мне.Полнишь ты, пьяный, огнем фалерна хрустальные чаши,Да и господский тебя тешит теперь Ганимед.
Вот обучили меня родители грамоте сдуру:Что до грамматиков мне или до риторов всех?Легкие перья сломай и порви свои, Талия, книжки,Если сапожника так может башмак одарить.74Живопись передала лишь младенческий образ Камона,Только ребенка черты изображает портрет.В нем не отмечен ничем цветущего юноши облик:Нежному страшно отцу видеть немые уста.75Не бут, не камень твердый, не кирпич жженый,Которым оградила Вавилон мощныйСемирамида встарь, на баню взял Тукка:Рубил он лес и брал сосновые бревна,И баня Тукке кораблем служить может.Теперь он строит пышно, как богач, термы:Там мрамор всякий есть, каким Карист славен,Фригийский Синнад, нумидийский край афров,И берег, где Эврот зеленый льет струи.Но нету дров на топку терм... Подбрось баню!76То, что вы видите здесь, — моего это облик Камона,Это — младенца черты, был он ребенком таков.Двадцать ему было лет, лицо у него возмужало,И покрывались уже щеки его бородой.Только лишь срезало пух золотистый лезвие бритвы,Как из трех Парок в одну злобная зависть вошла,И поспешила она обрезать нить его жизни,Прах же его привезен был на чужбину отцу.Но, чтоб не живопись лишь говорила о юноше этом,Образ пребудет его в этих стихах навсегда.77Какое лучше всех считать нам пиршество,Пространно Приском сказано.Порой забавно, а порой возвышенно,Но все учено пишет он.Какое ж лучше всех, ты спросишь, пиршество?Когда оно без музыки.78Галла, мужей схоронив семерых, за тебя теперь вышла:Хочется ей, Пицентин, видно, мужей навестить.79Свиту, бывало, вождей и приспешников их ненавиделРим, тяжело вынося их палатинскую спесь.Ныне же, Август, твоих так любят все домочадцев,Что забывают для них даже свой собственный дом:Так они ласковы к нам, настолько всех нас уважают,Столько спокойствия в них, скромность такая в лице!Нет своеволья ни в ком — это свойство двора у владыки:Нрав господина во всей Цезаря свите живет.80Геллий, голодный бедняк, на богатой старухе женился:Право, можно сказать: сыт теперь Геллий женой.81Слушатель книжки мои и читатель, Авл, одобряют,Ну а какой-то поэт лоска не чувствует в них.Я не волнуюсь ничуть: предпочту, чтоб за нашим обедомБлюда скорее гостям нравились, чем поварам.82Скорый конец предсказал тебе, Мунна, некий астрологИ не соврал он, по мне, это тебе говоря.Ибо, боясь что-нибудь по своей кончине оставить,Ты, сумасброд, промотал все состоянье отца:Меньше чем за год пустил ты два мильона по ветру.Мунна, ответь мне, прошу, это ль не скорый конец?83Меж чудесами твоей замечательной, Цезарь, арены,Что превосходит дары славные прежних вождей,Много дано и глазам, но уши тебе благодарней:В зрителей ведь обратил всех декламаторов ты.84В годы, когда ты, Норбан, владыке Цезарю верный,От святотатственных смут честно его защищал,Я, всем известный твой друг, укрывался в тени пиэрийской,И для забавы писал эти в то время стихи.Рет обо мне говорил тебе у винделиков дальних,Имя проникло мое даже и в северный край.О, сколько раз, твоего не отвергнув старинного друга,Ты восклицал: «Это мой, мой это милый поэт!»Все сочиненья мои, что два трехлетия срядуПреподносил тебе чтец, автор теперь поднесет.85Если, Атилий, себя нездоровым наш чувствует Павел,Он не воздержан к себе, нет: он воздержан к гостям.Павел, ведь, право, недуг у тебя и внезапный и ложный,Но вот наш-то обед ноги уже протянул.86Так как оплакивал смерть своего дорогого СевераСилий, Авзонии речь дважды прославивший нам,Горестно сетовал я, к Пиэридам и к Фебу взывая.«Сам я о Лине моем плакал», — сказал АполлонИ, обратившись к своей Каллиопе, что рядом стоялаС братом, сказал: «У тебя тоже есть рана своя.На палатинского ты с тарпейским взгляни громовержца:И на Юпитеров двух смела Лахеса напасть.Если ж, как видишь, судьбе жестокой и боги подвластны,Как же ты можешь тогда в зависти их обвинять?»87После кубков семи опимианаЯ лежу, языком едва владея,Ты ж таблички какие-то приносишь,Говоря: «Отпустил сейчас на волюНаста я (это раб еще отцовский),Припечатай». Луперк, не лучше ль завтра?Нынче лишь на бутыль печать кладу я.88Ты, уловляя меня, посылал мне, бывало, подарки,Ну а теперь, уловив, Руф, ничего не даешь.Хочешь улов удержать, уловленного тоже дари ты,Чтобы из клетки твоей с голоду вепрь не сбежал.89Право, ты слишком жесток, гостей стихи заставляя,Стелла, писать: ведь они могут и дрянь написать.90На цветущей лужайке растянувшись,Где ручьи там и сям бегут, сверкая,И по камешкам вьются говорливо,Растворяй-ка ты снег струею темной,Позабыв обо всех своих заботахИ чело себе розами увивши.Пусть к тебе одному игривый мальчикВместе с девочкой скромною пылают.Но на Кипре коварном злого знояТы, пожалуйста, Флакк, остерегайсяВ дни, когда замолотят с треском жатвуИ свирепствует Лев, вздымая гриву.Ты ж, Пафоса богиня, о, верни намЦелым юношу, о, верни, мы молим!Да прославят тебя в Календы марта,И, при жертвах с вином и фимиамом,Пусть на белый алтарь кладут обильноНа куски разделенные лепешки.91Если б обедать меня на различные звезды позвалиЦезарь с Юпитером, мне оба приславши гонцов,Ближе пусть было б до звезд, а до Палатина бы дальше,Все же такой бы послал я ко всевышним ответ:«Вы поищите того, кто быть предпочтет громовержцаГостем, а мой на земле держит Юпитер меня».92Бед господина и благ раба ты, Кондил, не знаешь,Жалуясь все на свою долгую участь раба.Жалкой циновочке ты обязан сном безмятежным,Гай на перине, смотри, глаз не смыкая, лежит.Гай твой ни свет ни заря каждый день навешает, дрожащий,Столько господ, ну а ты, Кондил, нейдешь и к нему.«Гай, уплати-ка мне долг!» — кричит ему Феб, и сейчас жеКиннам кричит, а тебя, Кондил, не кликнет никто.Страшно тебе палача? И подагра сечет и хираграГая: ударов плетьми тысячу он предпочтет.Что не блюешь поутру, языка своего не поганишь,Кондил, не лучше ль твоя участь, чем Гая, втройне?93Мальчик, что медлишь ты лить бессмертную влагу фалерна?Взяв постарее кувшин, дважды три кубка налей.Ну говори, Калакисс, кто же этот, кого из богов яЧту и шесть чаш приказал полнить? «Сам Цезарь, скажу».По десяти заплетем мы роз в наши волосы, чтобыТем указать, кто воздвиг роду священному храм.Ну а теперь десять раз ты меня поцелуй, чтоб сложилосьИмя, какое стяжал бог наш в Одрисском краю.94Давши мне выпить настой сантонского горького зелья,Меду, бесстыдник, себе требует мой Гиппократ.Главк, даже ты не бывал, по-моему, этаким дурнем,Некогда взявши доспех медный, отдав золотой.Кто ж это, горькое дав, взамен себе сладкого просит?Ладно, но пусть он тогда мед с чемерицею пьет.95Алфием раньше он был, теперь же Олфием стал он,После того как жену взял себе Афинагор.95б«Афинагор, — ты спросил, Каллистрат, — настоящее имя?»Да пропади я, коль я знаю, кто Афинагор.Но ты представь, Каллистрат, что тут настоящее имя:Афинагор виноват в этом, а вовсе не я.96Медик Герод утащил потихоньку чашку больного.Будучи пойман, сказал: «Дурень, зачем же ты пьешь?»97С зависти лопнуть готов, говорят, кто-то, милый мой Юлий,Что мой читатель — весь Рим, — с зависти лопнуть готов.С зависти лопнуть готов, что во всякой толпе непременноПальцем укажут меня, — с зависти лопнуть готов.С зависти лопнуть готов, что оба мне Цезаря далиПраво троих сыновей, — с зависти лопнуть готов.С зависти лопнуть готов, что владею под Римом я дачкой,В Риме же дом у меня, — с зависти лопнуть готов.С зависти лопнуть готов, что друзьям я приятен и в гостиЯ постоянно хожу, — с зависти лопнуть готов.С зависти лопнуть готов, что и любят меня, да и хвалят...Ну так и лопни, коль ты с зависти лопнуть готов.98Не всюду так уж плох был урожай винный,Овидий, нет; на пользу был большой ливень:Амфор воды Коран себе запас сотню.99Марк Антоний к моим с любовью относится Музам,Коль поздравленьям в письме, Аттик, поверить его,Марк, заслуживший себе в Толосе Палладиной славуГромкую, что породил мира питомец — покой.Ты, что можешь снести томительность долгой дороги,Книга, ступай как залог дружбы далеких друзей.Ты дешева, сознаюсь, коль тебя пошлет покупатель:В том твоя ценность, что шлет автор в подарок тебя.Разные вещи, поверь, — из ключа журчащего пьешь тыИль утоляешь свою жажду стоячей водой.100За три денария ты приглашаешь меня и, облекшисьВ тогу, велишь поутру в атрие, Басс, тебя ждать.Далее — в свите идти, перед креслом твоим выступая.Вместе с тобой посетить добрый десяток старух.Правда, что тога моя дешева, и стара, и негодна,За три денария все ж, Басс, и такой не купить.101Аппия путь, что святым в Геркулесовом образе чтимыйДелает Цезарь, — славней всех авзонийских путей.Ежели подвиги знать ты первого хочешь Алкида,Знай: он ливийца сразил, взял золотые плоды,Со щитоносицы снял амазонки он в Скифии пояс,Шкуру льва приобщил к вепрю аркадскому он;От медноногой леса он лани избавил, а небо —От Стимфалид, и привел пса он от Стиксовых вод;Гидры он плодовитой пресек возрождения в смерти,Выкупал в тусской реке он гесперийских быков.Все это — меньший Алкид. Послушай, что сделано большим,Коего храм на шестой миле от Альбы стоит.Он Палатинский дворец избавил от злого господстваИ за Юпитера он мальчиком бросился в бой!Хоть и держал он один бразды Иуловой власти,Передал их, и в своем мире лишь третьим он стал;Трижды предательский рог сломил он сарматского Истра,Трижды коня искупал потного в гетском снегу.Часто из скромности он отклонял триумфы, а имя,Как победитель, в краю гиперборейском стяжал;Храмы — богам, людям дал благонравие, отдых — оружью,Звезды — родным, небесам — светочи, Зевсу — венки.Славным деяньям его божества Геркулесова мало:Бог сей Тарпейского лик должен отца перенять.102Ты возвращаешь мне, Феб, на четыреста тысяч расписку:Сотню бы тысяч ты мне лучше уж, Феб, одолжил.Ты поищи-ка других, чтоб пустым этим хвастаться даром:Что не могу заплатить, Феб, я тебе, то мое.103Новою Ледой тебе рождены столь схожие слуги?Новый опять овладел лебедь лаконкой нагой?Вылитый Поллукс — Гиер. Асил же — вылитый Кастор.Как Тиндарида-сестра, оба прекрасны они.Коль в Терапнейских краса такая была бы АмиклахВ дни, когда двух победил меньший подарок богинь,Дома осталась бы ты, Елена: к фригийцам на ИдуДвух Ганимедов с собой взял бы дарданец Парис.
КНИГА X
1Коль чересчур я длинна и кажусь я тебе бесконечнойКнигой, поменьше прочти: книжечкой стану тогда.Неоднократно мои страницы кончаются краткимСтихотвореньем: так вот ты и читай только их.2Наскоро писана мной десятая книга, скользнувшиНаспех из рук, а теперь все переделать пришлось.Здесь кое-что ты читал, но вновь отшлифовано это,Новых стихов большинство: будь благосклонен и к ним.Ты ведь, читатель, — мое богатство; тебя мне давая,Рим говорил: «Ничего большего нет у меня.Волн ты медлительных с ним избегнешь Леты немилой,И не погибнет твоя лучшая часть никогда.Мрамор Мессалы уже расщепляет смоковница; жалкимКриспа смеется коням дерзкий погонщик мулов.Ну а бумаге и вор не страшен, и время на пользу:Памятник только такой смерти не знает вовек».3Рабов остроты, грязный вздор, ругань,Все, что болтает гнусным языком гаер,За что и серной даже не дал бы спичкиВатиньевой посуды в черепках скупщик,Исподтишка какой-то стихоплет всюдуРазносит, как мое. Ну можно ль, Приск, верить,Что попугай как перепел кричать начал,А Кан бы на волынку променял флейту?Молвой позорной не чернят моих книжек:На белых крыльях их несет, блестя, слава.Что добиваться мне известности гнусной,Когда молчанье достается мне даром?4Что об Эдипе читать, о сокрытом мглою Тиесте,Скиллах, колхийках, о всех чудищах только читать?Что тебе Партенопей, иль похищенный Гил, или Аттис?В Эндимионе, скажи, спящем какой тебе прок?Или же в мальчике том, с которого падают крылья?В Гермафродите, кому нимфы противна любовь?Чем привлекает тебя такой вздор на жалкой бумаге?То ты читай, где сама жизнь говорит: «Это я».Здесь ты нигде не найдешь ни Горгон, ни Кентавров, ни Гарпий,Нет, — человеком у нас каждый листок отдает.Но ведь ни нравов своих, ни себя ты не хочешь, Мамурра,Знать? Так «Начала» тогда ты Каллимаха читай.5Пусть, тот кто столу презирает иль пурпурИ то, что должен чтить, язвит стихом дерзким,Блуждает в Риме, изгнан с моста и склона,И как последний хриплый нищий он проситСебе дрянных кусков собачьего хлеба;Пускай декабрь холодный и зимы слякотьДоймут его, когда под сводом он мерзнет,И пусть блаженной тех считает он участь,Кого выносят, положив на одр Орка.Когда же оборвется нить его жизни,То пусть он в этот день грызню собак слышит,Своим лохмотьем отгоняя птиц хищных,Да и по смерти презрят пусть его просьбы,И пусть Эак суровый бьет его плетью,И пусть Сисифа будет он горой сдавлен,И жаждать будет в волнах болтуна старца,И сам претерпит он поэтов все басни.Когда ж веленьем Фурий скажет он правду,Пусть, выдав сам себя, он: «Я писал!» — крикнет.7Нимф родитель, о Рейн, и всех потоков,Что питаются снегом вод одрисских,Наслаждайся всегда ты светлым током!Да не будет волов погонщик дерзкийБороздить колесом тебя тяжелым;