Эпиграммы

Ты ежегодно свершай маленькой тени обряд:Да нерушим будет дом, и твои домочадцы здоровы,И да печален тебе будет лишь камень ее.62Учитель школьный, сжалься над толпой юной.Когда ты кудряшами осажден будешь,И милым будет для всех них твой стол детский, —Ни математик ловкий, ни писец скорыйНе будет окружен таким, как ты, кругом.Сияют дни, когда восходит Лев знойныйИ ниве желтой зреть даст июль жаркий:Ременной плети из шершавых кож скифских,Какой жестоко бит келенец был Марсий,И беспощадный феруле — жезлу дядек —До самых Ид октябрьских дай поспать крепко:Здоровье — вот ученье для детей летом.63Мрамор мой с надписью мал, но он не уступит, прохожий,Ни Мавзолея камням, ни пирамидам ни в чем.Дважды я в жизни была на играх в римском ТарентеИ до могильных костров счастливо я прожила.Пять мне дала сыновей и столько же дочек Юнона:Руки и тех и других очи закрыли мои.Редкая выпала честь мне также и в брачном союзе:Мужа за всю свою жизнь знала я лишь одного.64Коль попадутся тебе наши книжки, Полла-царица,Шутки читая мои, лба своего ты не хмурь.Твой знаменитый певец, Геликона нашего слава,На пиэрийской трубе ужасы певший войны,Не устыдился сказать, игривым стихом забавляясь:«Коль Ганимедом не быть, Котта, на что я гожусь?»65Раз ты, Харменион, всегда кичишься,Что коринфинян ты (никто не спорит),Почему ты меня — гибера, кельта,Горожанина Тага — кличешь «братец»?Или кажемся мы лицом похожи?Ты гуляешь, завит и напомажен,Я хожу, как испанец, весь взъерошен;Каждый день волоски ты вытравляешь,У меня на ногах, щеках щетина;Шепелявишь ты, как косноязычный;Моя дочка и та ясней лепечет!У орла с голубицей больше сходства,У пугливой газели с львом свирепым.Не зови же меня ты больше «братцем»,Чтоб не назвал тебя я вдруг «сестрицей».66Кто был настолько жесток, кто настолько, спрошу я, был дерзок.Чтобы тебя, Феопомп, определить в повара?Кто же такое лицо смеет черною сажею мазать,Кудри такие марать жирным на кухне огнем?Кто же искусней подаст хрустальные кубки и чаши?Чья ароматней рука сможет фалерн растворить?Ежели этот конец ожидает божественных кравчих,То у Юпитера ты поваром будь, Ганимед!67Дочка Пирры и мачеха пилосцаПри Ниобе-девчонке уж седая,Бабкой бывшая старому Лаэрту,А Приаму с Тиестом — мамкой, тещей,Пережившая всех ворон на свете,Похоть чувствует Плотия в могиле,С лысым Мелантионом лежа рядом.68Хоть ни Эфес, ни Родос твоя родина, ни Митилена,Но на Патрициев твой улице, Лелия, дом,Хоть не знавала румян твоя мать из смуглых этрусков,Хоть из Ариции твой родом суровый отец, —«Душенька, миленький мой», — по-гречески все ты лепечешь —Срам! От Герсилии род и от Эгерии твой.То для постели язык, да и то не для всякой, а толькоТой, что подруги своим стелят игривым дружкам.Хочешь узнать, как тебе говорить, точно скромной матроне?Иль для соблазна мужчин бедрами лучше вертеть?Нет, хоть во всем подражай ты хитрым уловкам Коринфа,Верь мне, Лаидой тебе, Лелия, все же не стать.69К мужу приставила ты сторожей, а сама их не терпишь.Значит, супруга себе в жены ты, Полла, взяла.70Если едва в целый год выходит одна моя книга,Праздность мою ты винишь в этом, ученый Потит.Но ты скорее тому удивись, что одна-то выходит:Часто ведь целые дни зря пропадают у нас.До свету надо к друзьям, что меня и знать не желают,Многим и кланяюсь я, мне же, Потит, — ни один.То у Дианы кладет светоносной печати мой перстень,То меня в первом часу, то меня в пятом зовут;То либо консул меня, либо претор со свитой задержит,Часто приходится мне слушать поэта весь день.Стряпчему тоже нельзя отказать без ущерба для дела,Или же ритор меня, или грамматик зовет.В десять усталый плетусь я в баню, чтоб там получить мнеСотню квадрантов. Когда ж книгу писать мне, Потит?71Если родителям ты желаешь спокойной и позднейСмерти, на мраморе здесь надпись тебе по душе.В этой земле схоронил Рабирий милые тени;Старец не мог ни один счастливо так опочить:Брака двенадцатый лустр завершился мирною ночью,И для усопших двоих общий зажжен был костер.Все же Рабирий грустит, словно в юности умерли оба.Несправедливей таких слез ничего не найти!72Лесть, напрасно ко мне ты, негодяйка,Приступаешь с бесстыжими губами:Ни владыки, ни бога я не славлю,И не место тебе уже в столице.Убирайся к парфянам дальним в шапкахИ позорно, с униженной мольбоюРазодетых царей целуй подошвы.Не «владыка» у нас, а императорИ средь всех справедливейший сенатор,Из обители Стикса нам вернувшийПравду чистую в простенькой прическе.При правителе этом, Рим, побойся,Коль умен, говорить ты прежней речью.73Друг мой речистый с письмом, залогом любви драгоценным,В дар авзонийскую мне строгую тогу прислал.Эту бы тогу носить не Фабриций был рад, но Апиций,В ней был бы рад Меценат, Цезаря всадник, ходить.Я б ее меньше ценил, получив от другого в подарок:Не из любой ведь руки жертва угодна богам.Послана тога тобой: будь самый не мил мне подарок,Марк, от тебя, но на ней мило мне имя мое.Но и подарка важней, и приятнее имени дажеЭто вниманье и суд мужа ученого мне.74Устал ходить я на поклоны! Рим, сжальсяТы над клиентом! Долго ль мне еще надо,Толкаясь в свите между бедняков в тогах,Свинчаток сотню получать за день целый,Коль победитель Скорп за час один вескихБерет мешков пятнадцать с золотом ярким?Не надо мне в награду за мои книжки —Ведь грош цена им! — апулийских всех пастбищ;Ни хлебородный Нил не манит нас с Гиблой,Ни грозд сетинский нежный, что с высот горныхВ помптинские болота топкие смотрит.Чего ж мне надо, спросишь? Да поспать вволю!75Двадцать тысяч с меня запросила Галла когда-то,И дорогою, скажу, не было это ценой.Год миновал: «Ты мне дашь десять тысяч», — она мне сказала.Я же подумал: «Она просит дороже теперь».Через полгода, когда две тысячи только спросила,Тысячу я ей давал. Взять отказалась она.Месяца два или три, быть может, спустя это было,Ей четырех золотых стало довольно уже.Не дал я их. Принести попросила сестерциев сотню,Но показалося мне даже и то чересчур.В сотню квадрантов была подачка моя от патрона:Ей бы довольно, но все отдал, сказал я, рабу.Разве способна была она пасть еще ниже? Способна:Даром готова принять Галла меня. Не хочу.76Что ж, по-твоему, ты права, Фортуна?Гражданин не сирийский иль парфянский,И не всадник с досок каппадокийских,Но земляк и сородич Рема, Нумы,Верный друг, безупречный, милый, честный,Языка оба знающий, но, правда,С тем пороком немалым, что поэт он,Зябнет Мевий в своей накидке темной...Разодет Инцитат-наездник в пурпур.77Максим, не мог ничего сделать Кар гнуснее: он умерОт лихорадки. Она тоже хватила греха.Четырехдневной тебе уж лучше быть, лихорадка!Должен врачу своему был он поживою стать.78Едешь, Макр, ты в приморские Салоны,Верность, честь, справедливость взяв с собоюС бескорыстием полным, при котором,Обеднев, возвращаются все власти.Златоносной земли счастливой житель,Управителя ты с пустой мошноюНеохотно отпустишь в Рим и, плача,Умиленный далмат, его проводишь,Мы ж к суровым гиберам, Макр, и кельтамЕдем, всё о тебе в душе тоскуя.Но на каждой странице, что оттудаТага рыбного тростью напишу я,Будет названо мною имя Макра,Чтоб средь старых меня читал поэтовИ во множестве прежних стихотворцевОдного предпочел ты мне Катулла.79Виллу имеет Торкват у четвертого мильного камня.Здесь же землицу купил и Отацилий себе.Великолепно Торкват из пестрого мрамора термыВыстроил. Сделал котел и Отацилий себе.В сельской усадьбе Торкват насадил лавровую рощу.Сотню каштанов завел и Отацилий себе.Консулом был Торкват, а тот в это время квартальным,Но не за меньшую честь должность свою почитал.Как по преданию, бык заставил лопнуть лягушку,Лопнуть заставит Торкват и Отацилия так.80Плачет Эрот всякий раз, когда кубки из крапчатой муррыСмотрит он, или рабов, иль превосходный лимон,И тяжело начинает вздыхать, что не может он, бедный,Септу скупить целиком и переправить домой.Сколько таких, как Эрот, но только с сухими глазами!Люди смеются слезам, слезы в себе затаив.82Если страданья мои пойти тебе могут на пользу,Я хоть ни свет ни заря тогу готов надевать.Буду пронзительный свист выносить леденящего ветра.Буду и дождь я терпеть, буду под снегом стоять.Но если стоны мои и свободного крестные мукиНе в состоянье тебе даже квадранта принесть,То пощади ты меня, истомленного тщетной работой,Раз для тебя она, Галл, вздор, а меня доняла.83Отовсюду сбирая редкий волос,Закрываешь все поле гладкой плешиВолосатыми ты, Марин, висками,Но все волосы вновь, по воле ветра,Рассыпаются врозь, и голый черепОкружается длинными кудрями:Меж Телесфором тут и СпендофоромТочно Киды ты видишь Гермерота.Уж не проще ли в старости сознатьсяИ для всех наконец предстать единым?Волосатая плешь — ведь это мерзость!84Странно тебе, почему не дремлет Афр за обедом?Разве с соседкой такой, Цедициан, ты заснешь?85Лодочник тибрский Ладон, когда уже близилась старость,Землю себе приобрел рядом с любимой рекой.Но потому, что Тибр, разливаясь при паводках частых,Всё затоплял и зимой пашни нещадно губил,С берега в воду спустил Ладон отслужившую лодку,Камнем наполнил и тем доступ воде преградил.Так он разлива воды избежал. Ну можно ль поверить?Помощь владельцу принес им же потопленный челн.86Страстью так не горел никто к полюбовнице новой,Как пожираем был Лавр пылкой любовью к мячу.Первым он был игроком в свои цветущие годы,Ну а теперь им самим девка играет, как в мяч.87Чествуй, Рим благодарный, РеститутаТы речистого в день Календ октябрьских!Замолчите же все и все молитесь:Мы справляем рожденье, прочь все тяжбы!Свечки прочь неимущего клиента!Пусть все триптихи вздорные, платочкиОжидают забав в декабрьский холод.Соревнуются пусть дары богатых:От Агриппы пускай торговец важныйПреподносит родимый Кадму пурпур;Обвиняемый в пьяном буйстве ночьюПусть защитнику шлет к обеду платье;Клевету опровергнула супруга —Пусть сама даст агатов драгоценных;Пусть любитель веков минувших старыйБлюдо Фидиевой чеканки дарит;Мызник дарит козла, охотник — зайца,А рыбак пусть несет добычу моря.Если всякий свое подносит, что жеЖдешь себе, Реститут, от стихотворца?88Ты неотступно следишь за делами у преторов, Котта,И в завещанья глядишь. Ты деловой человек!89Эта Юнона — твоя, Поликлет, работа и слава:Даже и Фидий бы сам мог позавидовать ей.Так несравненна она, что богинь победила б на Иде,И, не колеблясь, судья отдал бы первенство ей.Если Юнона сама не была бы братом любима,Он полюбить, Поликлет, мог бы Юнону твою.90Что, Лигейя, ты щиплешь старый волос?Что костер погребальный свой шевелишь?Молодым ведь идут уловки эти,А тебе не сойти и за старуху.Для жены это Гектора годится,А совсем не для матери, Лигейя.И напрасно считаешь ты приманкойТо, что больше манить уже не может.Перестань же, Лигейя, — право, стыдно!Зря у мертвого льва ты щиплешь гриву.91Челядь Алмона — скопцы, да и сам-то он тоже бессилен,А возмущен, что детей Полла ему не родит.92Поклонник жизни тихой, друг ты мой, Марий,Своей Атины древней гражданин славный,Двояшки эти сосны — дикой честь рощи —Тебе препоручаю и дубы Фавнов,И алтари, что староста рукой грубойДля громовержца и Сильвана мог сделать,Где кровь ягнят и кровь козлят лилась часто;Богиню-деву, госпожу святынь храма,И гостя, что ты видишь у сестры чистойБлюстителя Календ, родимых мне, — Марса,С лавровой рощей — скромным уголком Флоры,Где от Приапа можно было ей скрыться.Коль дачки малой будешь всех божеств кроткихИль фимиамом чтить, иль кровью, ты скажешь:«Где б ни был ваш ревнитель Марциал нынче,Рукой моею вам приносит он жертвуЗаочно. Но для вас да будет он с нами,И дайте вы обоим, что один просит».93Коль евганейские ты, Клемент, Геликаона землиИ виноградники их раньше увидишь, чем я,Новые наши стихи передай атестинке Сабине:В пурпуре свежем они и неизвестны еще.Роза приятна тогда, когда только что срезана ногтем,Свиток же новый нам мил, коль не затерт бородой.94Не охраняет дракон массильских моих огородов,И Алкиноя полей царственных нет у меня,Но безмятежно ростки пускает мой садик в Номенте,И не опасен моим яблокам плохоньким вор.Вот и дарю я тебе моего осеннего сбораЖелтые эти, как воск, прямо с Субуры плоды.95Галла, ребенка тебе отослали и муж и любовник.Что же? Ни тот, ни другой не жили, верно, с тобой.96Странно, Авит, для тебя, что до старости живши в латинскомГороде, все говорю я о далеких краях.Тянет меня на Таг златоносный, к родному СалонуИ вспоминаю в полях сельских обильный наш дом.Та по душе мне страна, где при скромном достатке богатымДелаюсь я, где запас скудный балует меня.Землю содержим мы здесь, там земля нас содержит; тут скупоТлеет очаг, и горит пламенем жарким он там;Дорого здесь голодать, и рынок тебя разоряет,Там же богатством полей собственных полнится стол;За лето сносишь ты здесь четыре тоги и больше,Там я четыре ношу осени тогу одну.Вот и ухаживай ты за царями, когда не приноситДружба того, что тебе край наш приносит, Авит.97Строили легкий костер с папирусом для разжиганья,И покупала в слезах мирру с корицей жена;Бальзамировщик готов был, и одр, и могила готовы,И в завещанье вписал Нума меня — и здоров!98Наливает когда цекуб мне кравчий,Привлекательней и мальчишки с Иды,И нарядней кого ни мать, ни дочка,Ни жена не идет твоя обедать,Хочешь ты, чтоб твои смотрел я лампы,Стол лимонный, слоновой кости ножки?Чтоб не быть у тебя на подозренье,Пусть одна деревенщина мне служит:Грубых, стриженых, грязных, неуклюжихСвинопаса детей вонючих дай мне.Выдаст тебя эта ревность, Публий:Нрав и кравчий не могут быть различны.99Ежели это лицо Сократово было бы римским,Юлий Руф поместить мог бы в «Сатирах» его.100К чему, глупец, свои стихи вставлять в наши?Противны, жалкий, все они моей книге.К чему со львами спарить ты лисиц хочешьИ сделать, чтоб с орлом была сова схожей?Пускай ногой одною сходен ты с Ладом,Дурак, на деревяшке все ж бежать брось ты.101Если б, отпущенный вдруг с Елисейских полей, возвратилсяГабба-старик, своего Цезаря славный остряк,Всякий, услышав, как он состязается с КапитолиномВ шутках, сказал бы ему: «Габба-мужлан, замолчи!»102Как же так получилось, говоришь ты,Что отцом стал Филин, с женой не спавши?Гадитана спроси, Авит, которыйНичего не писал, а стал поэтом,103Вы, горожане мои, из Августы-Бильбилы родом,Где под скалистой горой воды Салона бегут,Радует вас или нет поэта вашего слава?Он — украшение вам, он — ваше имя и честь.Большего не дал Катулл изящный родимой Вероне,Мною гордиться, как им, право, она бы не прочь.Тридцать четыре с тех пор уже собраны летние жатвы,Как вы Церере пирог сельский несли без меня;Жил пока я в стенах прекраснейших Рима-владыки,Край италийцев уже цвет изменил мне волос.Если любезно меня принимаете вы, я приеду,Если же ваши сердца черствы, уж лучше вернусь.104Флаву нашему спутницей будь, книжка,В долгом плаванье, но благоприятном,И легко уходи с попутным ветромК Тарракона испанского твердыням.На колесах ты там поедешь быстроИ Салон свой, и Бильбилы высоты,Пять упряжек сменив, увидеть сможешь.Спросишь, что поручаю я? Немногих,Но старинных друзей моих, которыхТридцать зим и четыре я не видел,Тотчас, прямо с дороги ты приветствуйИ еще поторапливай ты Флава,Чтоб приятное он и поудобнейПодыскал мне жилье недорогое,Где бы мог твой отец отдаться лени.Вот и всё. Капитан зовет уж грубыйИ бранит задержавшихся, а ветерВыход в море открыл. Прощай же, книжка:Ожидать одного корабль не станет.