– Да? – подозрительно глянул на него двай-длор, все еще нависая над диваном и, соответственно, Дегиром. – И что же тебе понятно?
– Тогда это не неразделенная любовь, – сделал жест Дегир, приглашая собеседника разделить его точку зрения.
Ибба нахмурился, но «начальник штаба» не стал ждать логически следующего вопроса: «А что это тогда?».
– Это всего лишь скрытая просьба подтвердить … э-э… подлинность своих заявлений и серьезность намерений.
Дегир сделал значимое лицо.
Иббу как будто остановили на всем скаку. Каменной стеной.
– В смысле? – моргнул он.
– В смысле, она ждет от тебя чего-то такого, что выделит тебя из толпы «хлыщей». Чего-то необычного. Неординарного.
Облегчение, проступившее на лице двай-длора, Дегира искренне порадовало и радовало еще некоторое время. Достаточное для того, чтобы понять, что творческая мысль командира зашла в тупик. Вопрос: «А что именно?», настолько ясно читался из мимики Иббы, что Дегир решил не ждать. Тем более, что для его не затуманенного высокими чувствами сознания, ответ был более чем очевиден.
– Есть проверенный вариант, – поведал он за мгновение до того, как Ибба был готов капитулировать под грузом отчаяния.
????
– Покажи мне женщину, которая не любит цветов? – предложил-попросил жадон. И тут же остановил скривившегося командира. – Стоп. Я не это имел в виду. Цветы – это, так сказать, фон. Общая идея. А следующим шагом мы найдем для нее тот цветок, который никто и никогда еще своей женщине не дарил.
– Заповедные Миры? – взгляд Иббы из страждущего превратился в прицельный.
Дегир усмехнулся про себя. Да-да, вот именно за это командир и получил титул двай-длора. Мгновенная ориентация что во времени, что в пространстве, что в невысказанных идеях.
– Абсолютно точно, – кивнул жадон. – Нам всего-навсего осталось выбрать планету. И крайне желательно, чтобы она была как можно менее доступна. Ну, на другом конце галактики, например.
– Принято, – дела у Иббесана двай-длор Хараним Болена очень редко расходились со словами и идеями. Мгновенный поворот корпуса, и над столом соткалась трехмерная карта галактического диска, разделенная белыми реками звездных рукавов.
Двай-длор движением кисти приблизил к себе матовое колесо галактики и закрутил его, уходя от обжитых секторов империи.
– Ты думаешь про то же, про что и я? – поинтересовался он через плечо.
– Несомненно, – подтвердил Дегор, вглядываясь в карту. – Нам всего лишь надо понять, посещение какого мира будет выглядеть наиболее эффектно. Ну, и прибыльно, соответственно. Айпа? Баарида? Тайрас? Гвиррава?
Ибба задумчиво провел пальцем по коротенькому рукаву, притулившемуся на краю галактики. На другом краю.
– Гвиррава, – понимающе кивнул Дегор. – Но это самая проблемная планета из всех. Посещение рукава Эфриина запрещено. Статус опасности – наивысший….
Сказал, и тут же понял, что дальнейшее обсуждение, уже, в принципе, бессмысленно. Наиболее опасный вариант из всех. Что тут еще обсуждать? Он не ошибся.
Иббесан двай-длор Хараним Болен оторвался от карты. На его лице блуждала предвкушающая улыбка.
– Ну, Дегор, собирай танору, – он махнул рукой в сторону коротенького рукава. – Боевой старт! Мы едем рвать цветы.
Угольно черная картина космоса, раскинувшаяся за панорамным стеклом рубки «Иельды» – платформы, на которой перемещалась танора по галактике, расцвечивалась тремя яркими пятнами: голубой диск Гвирравы, желтый круг ее светила, и белое пятно спутника, прячась за которым «Иельда» и подбиралась к одной из самых загадочных и труднодоступных планет в галактике. Хотя, особого смысла прятаться не было: данные имперского Центра Заповедных Миров ясно указывали, что уровень развития аборигенов не ушел дальше колеса и домашних животных, которых они использовали в качестве тягловой силы. Правда, эти данные не обновлялись почти три стандартных имперских цикла, но что серьезного могло случиться за это время? Всего-то сто-сто пятьдесят оборотов Гвирравы вокруг своей звезды. На империи за три цикла даже мода не меняется. Так что маскировка в данном случае была явной перестраховкой. Но Боевой Устав есть Боевой Устав. Его Ибба, в отличие от имперских законов, не нарушал никогда. И надо сказать, это себя оправдывало.
– Признаться, сейчас я понимаю, почему сюда не рекомендуют ходить, – Ибба, просматривающий отчет о состоянии корабля, недовольно нахмурился. – Восемь процентов неустранимых повреждений – это почти рекорд для нас. Больше было только при прорыве обороны Сухимила. Сколько мы тогда получили, не помнишь, Дегор?