— Хорошо. — Джек попытался вспомнить, что же он нес с собой. Вещей было немного, но...
Просто замечательно...
— Даже фотографии.
Черт.
Он попытался не залиться краской.
— Да... хорошо...
Ее лицо вдруг стало чуть жестче. До этого казалось что она вот–вот улыбнется, и это совершенно изменило ее облик. Она все равно была красива, но когда она улыбалась — то становилась действительно прекрасной, и также — гораздо моложе. Поначалу Джек думал что она на добрых пять лет старше его, но теперь он пересмотрел впечатление. Она была одного с ним возраста, может быть даже младше.
Она открыла дверь камеры и повернулась.
— Следуй за мной. — холодно сказала она.
Джек последовал.
Найти транспорт не было трудно. Мосейа была космопортом. Провинциальным, но все равно — космопортом. Здесь прилетало и улетало достаточно кораблей, и один из них пожелал послужить транспортом для минбарца и его внучки.
Дералайн с жадным интересом слушала как ее дед договаривался с Вестиром, маркабским паломником. Судя по всему Вестир путешествовал, чтобы посетить все святые места в галактике, в особенности храмы в честь погибших в Великой Войне. Дералайн не видела в этом особого смысла. Война закончилась десятилетия назад. Даже ее дед еще не был рожден, когда она закончилась.
Но Парлэйн достиг в каком–то роде приятельства с Вестиром и успешно договорился о проезде для них двоих на маленьком корабле маркаба.
Дералайн едва могла уснуть в ночь перед отлетом. Она прежде еще никогда не покидала планету. Увидеть космос — это было пленительно, волнующе, удивительно...
На самом деле это оказалось скучно. Ближайшие прыжковые врата были лишь в нескольких часах лета, но путешествие сквозь гиперпространство показалось вечностью. Поначалу цвета и кружение света удивляли ее, но вскоре стали скучны.
Ее дед был очень замкнут, и проводил большинство времени либо медитируя, либо негромко разговаривая с Вестиром, обсуждая вещи, которые она не понимала.
— Так'ча согрешили перед Валеном. — сказал Вестир во время одного такого спора. Это было не совсем спором, потому что оба говорили негромко и уважительно, но все равно серьезные разногласия были очевидны.
— Они верили, что действуют из лучших побуждений. — парировал Парлэйн. — Кто назовет себя злом, если думает, что его действия есть добро?
— Слова легки. Дела — вот что имеет значение. Намерения, сами по себе, мало значат. Даже если они были хороши, что сомнительно. Слава и власть были их устремлениями.
— С первым — согласен, но не со вторым. Так'ча чистосердечно служили и уважали Валена. Они повиновались ему. Если они поступали неправильно — разве не должен был он удержать их, или же иначе учить их?
— Он делал это.
— Он пытался. Он мог намереваться — но как ты и сказал, одни намерения мало что значат.
Вестир немного обиделся на это.
— Вален был героем, святым, посланным Духами, чтобы спасти нас всех.
— Вален был человеком. Великим человеком, да. Великим вождем, и благородным мужчиной. Но и у него были недостатки, и не нам пытаться доказывать, что таких недостатков не было.
— Поскольку ты его крови, я не буду считать оскорблением такие замечания.
Парлэйн рассмеялся в ответ.
— Я не его крови. В этом я тебя могу уверить.
— Ты минбарец. Все минбарцы — его крови.
Позже Дералайн попыталась расспросить его о Валене. Она никогда не слышала про Так'ча, но, разумеется, знала про Валена. Она наконец набралась смелости, чтобы спросить деда — знал ли он его.
Он задержался с ответом.
— Нет. - наконец сказал он. — Не думаю, чтобы кто–то действительно знал его. Кроме, быть может, Дераннимер. Все остальные знали только грани, части целого.
— Ты знал ее?
— Дераннимер? Да. Когда был ребенком, в твоем возрасте и чуть старше.
— Какой она была?
— Она была... — он прикрыл глаза, вспоминая. — Доброй, но отягощенной огромной печалью. Она слишком часто видела, как умирают любимые, слишком многие ушли от нее. Она сделала так много великого, но и так много того, о чем стоит пожалеть. К концу жизни, я думаю, все это стало слишком тяжело для нее.
— Сколько ей было, когда она умерла? — холодок коснулся ее сердца.
— Моложе, чем я теперь.
— Ты жалеешь о чем–нибудь, дедушка?
От этого он открыл глаза и улыбнулся.
— Нет, малышка. В этом мне повезло. Я ни о чем не жалею. Я надеюсь, что тебе к моим годам повезет так же.
Тогда она почти что задала ему этот вопрос. Про ее бабушку. Внезапная близость возникла между ними, и она хотела узнать что–нибудь о его прошлом, про его молодость и воспитание. Трудно было представить его в ее возрасте, и еще труднее — представить себя в его летах.