Ревком станицы Роговской в 1918 году изъял у монастырей их земли, как и земли богатых казаков, офицеров, генералов, тем самым монастыри были поставлены в ряд врагов новой власти.
На отобранных у женского монастыря землях, заняв некоторые помещения монастыря, попыталась начать жизнь коммуна «Всемирная Дружба», в которую Федя Палкин назаписывал несколько десятков семей переселенцев-бедняков и некоторых казаков. Покушение на общекубанскую святыню, на землю кротких, тихих монахинь многие казаки и иногородние считали кощунственным. Члены коммуны были преданы анафеме, а когда пришли деникинцы, с коммунарами расправились особенно жестоко.
Свидетельница тех давних событий Анастасия Иосифовна Иорданова рассказала:
«Мне тогда семь лет было. Батько с матерью переехали из Воронежской области. Жили плохо, бедно. Ну, записались в коммуну. Тут опять пришли казаки. Господи, что они творили, что творили! Батька убили, всех мужиков порубили. Матери дали плетей на площади около церкви. Били плеткой особой, на конце проволока. Мама умирала и то помнила: на спине всю жизнь полосы, болело… Я хор казаков по телевизору видеть не могу: казаки в такой форме, в черкесках, шапках, широких штанах и рубили наших батьков. На наших глазах».
Где-то там, в районе монастыря, казаки схватили и Сашу Степанова.
Тень кровавой расправы над мирными людьми легла на монастырь.
И когда уплыли за море деникинцы и белые казаки, Федор Караух с еще большей бесцеремонностью начал вселение коммуны в монастырь.
12 июля 1920 года 221 человек переехал на территорию монастыря. Начала свою жизнь коммуна «Всемирная Дружба». Коммунары заняли часть помещений внутри монастыря. В коммуну потянулось множество неприкаянного народа, занесенного на Кубань революцией и голодом; к концу года насчитывалось уже около 700 коммунаров всех возрастов, самых разных профессий и национальностей. Тут были бывшие солдаты и бродяги, казаки и иногородние, ремесленники и земледельцы: русские, украинцы, белорусы, татары, чехи, китайцы, евреи, коми, молдаване, поляки, болгары, венгры.
В обители находилось около 600 женщин: 300 монахинь, женщин старше 50 лет, примерно 250 послушниц в возрасте от 17 до 50 лет и 50 девочек-воспитанниц.
На небольшой территории монастыря, лицом к лицу, с неприязнью, а то и с ненавистью глядя друг на друга, расположились две силы. Началось совсем не мирное сосуществование, а символическое для окружающих станиц и хуторов, для Кубани противостояние общины и коммуны, тихих «невест Христовых» и воинствующих безбожников. Каждая из сторон пыталась выжить другую из монастыря. Община использовала старые связи, авторитет церкви и веры в народе, действовала и здесь на месте, и с помощью своих властей в Екатеринодаре, в Москве… У коммуны же были свои защитники и покровители в Екатеринодаре, переименованном вскоре в Краснодар, и в той же Москве. Ни та, ни другая сторона не получала решительной поддержки, ведь в Москве обострилось свое, великое, трагическое для России противостояние: новых властей и Православной церкви, Совета народных комиссаров во главе с Лениным и Соборного совета во главе с Патриархом Тихоном. Стороны вынуждены были пока сосуществовать.
«Было: вечер, трезвон колоколов, — вспоминал Федор Алексеевич Палкин, бывший коммунар, полковник в отставке. — Из келий высыпали божьи «сестры». Все в черном. Вся площадь у паперти собора будто усеяна черными тараканами и таракашками. На душе тягостно и противно. Гнетущая атмосфера. Потянуло средневековьем. Вот идет в черной рясе, в клобуке (высокий цилиндрический монашеский головной убор с покрывалом) монахиня. Идет подчеркнуто чопорно. За ней следует послушница, тоже в черной хламиде, в скуфье на голове (остроконечная шапка для молодых монахинь). Старается ступать важно, понурив свой томный взгляд, но при встрече молодого человека предательский глаз обязательно сверкнет на мгновение в его сторону. Вслед за этими важными персонами семенит воспитанница…»
Коммуна в монастыре цепко держалась за теплое место. По ее примеру и в мужском Лебяжинском монастыре поселилась коммуна «Набат».
В ответ на предание анафеме коммунары распускали слухи о подземном ходе, который якобы прокопан был из мужского монастыря в женский (под рекой!), о том, что родившихся у них детей монахини топили в Кирпилях. Слухи эти живут еще и сейчас.
В округе действовала банда Рябоконя, скрывавшаяся где-то в неоглядных зарослях камыша, на речных островах. Заманчиво было для банды разгромить коммуну в монастыре.