Народный трибун стоит на башне. Полыхает Аргелайн, набегающие тучи оттесняют солнце, и морская вода превращается в разрушительное цунами. Плебеи умирают с патрициями, купцы с вьючными животными, женщины с мужчинами, а дети с родителями. Отчаявшиеся фанатики приносят в жертву выживших, волны стремительно приближаются. Скоро народный трибун гордо уйдет в Ничто вместе с народами Амфиктионии. С ним его воспитанник, Ги. Перед смертью он решил остаться с ним. Ему нечего боятся, ведь так? Так или нет?
Его пихают к остроконечным зубцам. Ему вонзают нож в спину. Верный Ги предательски подталкивает патрона, и с воплем «за что?» он падает с вершины, а она рушится под напором воды. Но — ужас не обрывается столкновением с землёй. Нечеловечески искривлённый, сломавший себе позвоночник, он умирает в полном одиночестве, его подхватывает волна, его желудок бухнет от жидкости, к нему не приходят видения загробного мира, его не существует на пиршестве богов. Ведь их нет… нет… нет!
Но если они есть? «Ты подумал об этом, мой любимый… ты подумал об этом…» — но ему не суждено возродиться, ему не суждено стать частью пантеона помощников Четверых или уйти к богу Старых Традиций, оголённый, бросивший тело посмертный заключённый, старая шлюха, не интересная никому, хохочущая от избытка горести, плачущая от недостатка боли.
Воистину, вот бы тогда подставить спину под шипастую плеть, вырвать ногти, раскрошить зубы! Вот бы расплавить ноги или сварить себя в чане! Вот бы проглотить раскалённое золото и вкусить плотские унижения, каких не вкусили и жертвы Николаса Безумного! Всё — и большее, и большее — только бы не оказаться в бесчувственной пустоте, вдали от того, что суеверные называют богами! Как можно желать адских мук так сильно?
«Как?» — спрашивал себя Магнус, безысходно удерживая руку Ги — крючок, связывающий его с миром логики. Очень просто. Только безбожнику. Только человеку, который порхает у бездны. Если боги существуют… если Сцевола всё же прав… ему никогда не обрести блаженств загробного мира, но и муки покажутся наградой по сравнению с безбрежным скитанием в Ничто.
И всё же страх — худшее из зол.
Ги о чём-то говорил, спорил и спрашивал, не с первого раза Магнус дошёл до смысла его туманных слов, вырвавшись на минуту из лап девы с запозданием распознал перед собой вполне реальную, хотя и не такую безобразную пустоту: они заблудились, они потеряли Дэйрана и Хионе, в тоннеле сегодня прибавится трупов.
Что будет? Кто ответит, если никого нет?
Невеста улыбнулась ему завитком огня. Она раскинула окровавленные культи, и назвав его единственным избранником, указала на венок жениха из белых мимоз. Её запах взамен дыхания втекал в лёгкие. Её голосок бился у него взамен сердца. Её тепло просачивалось вместо капель пота. «О, как я ждала тебя, мой храбрый герой!» — и Варрон, растратив волю, сдался искушению, проиграл делирию и повалился в бессилии. Землю вышибло из-под колен, разлетелся треск и грохот. Гиацинт зачем-то оттаскивал его, но народный трибун отбрыкивался.
— Оставь, оставь меня, — кричал он навзрыд, — мне нужно приготовиться, мне тоже нужно надеть свадебные одеяния!
Наречённая прошептала ему своё имя — «Фаната Ландарус» — и поклялась в верности. Они вместе отправятся в бездну… они вместе уйдут во тьму… и если боги существуют, безбожник Варрон не будет одиноким.
* * *
— Загулявший изменник дома Ульпиев и его раб, — осипшее хрипение, ноющий от укуса палец и саднившие колени вытолкнули его в реальный мир. — Как мудры Боги, что привели их к твоему величеству до того, как те совершили бы непростительную глупость.
Вникая, не щадя усилий, в произошедшее, Магнус потряс головой. Место его падения наполнял ослепительный свет, в глазах отпечатались блики, вечерний бриз дёргал волосы. Это загробный мир? Или съехавшая крыша вернулась куда положено?
— Мы ожидали и диссидентов с острова тимьянов, — сказал вроде бы старший брат, но могла быть и галлюцинация. — Где они?
Грохнул сухой кашель.
— В тоннеле не меньше шести запасных ходов, вероятно, заморские крысы уползли по одному из них. Чего ожидать? Грызуны, не люди, о божественный, — выдал, если не изменяла память, архиликтор Руфио собственной тупорылой персоной. Магнус приоткрыл веки, но глаза его баснословно медленно привыкали к слепящему свету.
«Это опять какой-то кошмар? Ты показываешь его, чтобы я окончательно сбрендил?» — дева в свадебном платье не ответила, казалось, её и не было здесь. В правом глазу зарябила крошечная точка. Голова лежала на шее неподъёмной связкой костей, хрящей и жил, натянутых струной.
— Глупцы! Крысы не уходят далеко от мышелова! — Сцевола, или его копия, был повелителен, как и обычно. — Отыскать проклятых единобожцев немедленно!
— А что делать с ними? С народным трибуном и…
— Наш младший зарвался.
— Нужно спешить, — предупредил голос Руфио.
— В другой ситуации Мы могли бы простить его предательство, но дружба с островитянами и побег… это отягчает вину и перед государством, и перед Богами. — За этим последовало долгое разочарованное «эх». — Бедный, бедный Наш Магнус! Ему была уготована судьба, о которой не мечтал никто из Нашего рода, а он выбрал Силмаеза и безбожников, как нелепо! За что, о Умеющий-Говорить-На-Языке-Сердца, Нам такое наказание? Чем заслужили Мы предательство милого родича?
— Боги не наказывают, но указывают, — медоточиво сказал авгур.
— На что, о верный друг?
— Неверующим нет доверия!
Всё это больше походило на правду, чем на кошмар, хотя опыт блуждания по подземельям подсказывал, что иногда кошмар куда явственнее, чем сама правда. Варрон продрал глаза, второй раз пробуя что-либо разглядеть, и — возможно дева в свадебном платье помогла ему, а возможно его организм подсобил — в конце концов разглядел.
Слабо смазанные, как во сне, фигуры стояли около резных каменных атлантов, сторожащих выход. Высокий стан Гая Ульпия Сцеволы лоснился от краснеющего за его спиной солнца. Архиликтор Руфио, словно призрак, раскачивал копьё, похожее на то копьё, которым Дэйран собирал паутину. Жрец из Храма Талиона выжигал взором на его теле слова вечного проклятья.
Позади них зеленела и багрилась природа, млели в дыму павильончики, кто-то разводил костры, как в Альбонте во время уборки сухого травостоя. Неужели он вернулся?! Пускай и в бреду! Пускай! Но неужели Альбонт?! Ги распростёрся на полу в бесчувственном состоянии.
— Где я? — спросил Магнус у безрукой девы. Её не существовало, но ему понадобились ответы. — Я уже в Альбонте? Ты показываешь мне дом? — «Что я делаю…» — Это правда?
— О жрец, возможно, ты и прав, — нерадостно произнёс Сцевола, его чёрная тога устрашающе колыхалась. — Истинно, неверующим нет доверия.
Архиликтор выразил полное согласие.
— Что положено за предательство, побег и связи с врагами?
— И за недоверие Богам, — включил Хаарон. Запах дыма выходил кашлем. В памяти всплыла фантасмагория в Сенатос Палациум, гневная речь брата и последовавшее за этим убийство.
Но если происходящее сейчас — реально, где Квинмарк? Они должны были дойти до Арборетума, квестор говорил, что их встретит легат Фалько.
— Смерть, — глаза Сцеволы блеснули.
— Брат? Брат, ты реален? — спросил Магнус, и желая, и не желая, чтобы Гай оказался настоящим. По лицу брата прошла тень недоумения. Архиликтор и его прихлебатели, стоявшие поблизости, засмеялись в голос.
— Если это не наваждение, ответь, что случилось? Мне сказали, ты захватил власть, сказали, ты убил Силмаеза, — выравнивая дыхание, Магнус поднатужился разогнуть болевшие колени и встать, — я не верю этому! Силмаез не был мне другом, но… но убийство, Гай?! Но если это правда, — он сглотнул, подавляя обиду, злобно озрился на ухмыляющегося Руфио, — если тебя уговорили на преступление… мы обоснуем, суд простит, это просто чуть более сложное дело, чем остальные. Я договорюсь с Денелоном. Договорюсь с легатом. — Расправив плечи, трибун с нескрываемой любовью посмотрел на Сцеволу.
Лицо брата померкло.
— Как ты смеешь принимать Нас за преступника?! — Сцевола сделал несколько шагов к нему, хромая на одну ногу. Его голова была перевязана чёрной тканью, зажимавшей левое ухо. На щеке запеклась кровь. — Ты, предавший родича, позволивший сбежать врагам! Закон требует, чтобы Мы казнили тебя без колебаний.