Спустившись на пятый уровень, консул Силмаез повёл меня и Луан в извилистый коридор, который заканчивался входом на винтовую лестницу, освещаемую бело-голубыми камнями.
Нужно было идти вниз, но опекун стал подниматься наверх.
— Причал в другой стороне.
— Вы будете удивлены, — шепнула Луан.
— Ты знаешь, что там? Ой!..
Я всё же оступилась, и хорошо, что Луан держала, так бы повалилась и если не ушиблась, испачкала платье.
— Осторожнее, госпожа!
Неловко, боже мой, как неловко. Стража сзади засуетилась, похоже, высмеивая мою неуклюжесть. Асикрит, таща сундук, недовольно шипел. Но слышать нарочито громкую усмешку Силмаеза было куда мучительнее.
— Эх, моя грациозная, — наигранно посетовал он, — смотри куда идёшь. Твой дядя шею мне свернёт, если ты разобьёшь голову.
— Ему плохо даются шутки, — сказала на ухо Луан.
Легче не стало.
«Поворачивать поздно, да?»
Нет, я сделала выбор. Вернее, его сделали за меня, но я приняла.
«Кто ты, Мели?..» — спрашивал дядюшка Тин.
Мы проходили мимо флажков, мозаик, причудливых сфер, движущихся на стене, как медные шарики в прорези. Иногда встречались обзорные окна, в которых Аргелайн свысока — что кукольный город.
Башня тянулась в высоту над апсидой. На очередном повороте кончились таблинии звездочётов, а стражники так и продолжали своё утомительное перешёптывание, и хуже всего — они говорили тихо, как шуршат в чуланах мыши. Воображение додумывало их разговор. На ум взбредали обидные прозвища, шею щекотало от желания, повернувшись, рявкнуть «прекратите!», чтобы они услышали, как я рассержена, как смущена и разбита.
В ответ они обхохочутся, идиоты, асикрит снова зашипит, а консул, вероятно, добавит, что голос у меня слишком писклявый. Поэтому я сделала вид, что не замечаю их. Закусив губу, переключила внимание на опекуна.
— Почему мы идём наверх?
Консул Силмаез посмотрел на меня сбоку.
— Там ведь нет причала, — накинула я.
— Это название мне больше нравится, — ответил опекун. — Такие термины, как площадка для дальнобойных онагров или астрономическая вышка плохо подходят для нашего случая.
— Не понимаю.
— Скоро увидишь.
Он не врал: лестница обернулась дважды перед тем, как башня завершилась трубой с окуляром, выходившей через дыру в конической крыше. Когда Силмаез открыл дверь, ветер ударил в лицо. Был он неприятным, как пощёчина. Взвеял волосы. Луан, наклонив мою голову, собрала их на левом плече, и я бы поблагодарила её в который раз, если бы глазам не предстала удивительная картина.
К краю смотровой площадки примыкала конструкция с продолговатым воздушным шаром, укрывающим собой гондолу с окнами и палубой. К палубе тянулся трап — строением ничем не отличающийся от корабельного, правда, ржавый. Верёвки, которые связывали это нечто, растянулись вдоль обзорной вышки, полуголые люди в штанах отвязывали их, разговаривая на непонятном языке. «Варвары…» — с отвращением и чуть не вслух подумала я.
— Что это? — спросила у консула. — Летающий корабль?
— Они называют его апрематаргабадунн, — ответил он, будто скороговорку прочитал.
— Как у Симмуса Картографа, — шепнула Луан. Ровный голос выдал её — она знала, что он собой представляет.
— Откуда у них летающий корабль? — нахмурилась я. — И почему я не знала?
Это верх всякой бессмыслицы.
— Ты не знала, поскольку мы с гир Велебуром договорились не распространяться, что тебя доставят по воздуху. Так безопаснее и намного быстрее. — Люциус остановился и пристально разглядел меня. В его серо-голубых глазах я, как обычно, не могла ничего прочесть. — Их связи и их шахты могут позволить себе многое, жаль, что ты недооцениваешь это, девочка моя.
Подвязанный длинными тросами шар был в семь, а то и в девять раз больше гондолы. Корпусом она могла бы тягаться с самым мощным кораблём в эфиланском флоте, если бы те умели плавать по воздуху. На палубе посередине и в задней части взгромоздились кабины, обшитые пластинами сиренево-серого цвета («сиреневые облака» — посетила мысль). Нос у корабля остроконечен, как сариса, а из ростры-грифона выбегала струйка кисейного пара. Чем ближе вырисовывалось судно, тем гремуче казался скрежет его механизмов.
Я обняла глазами всё это, рассуждая, может путешествие будет куда интереснее?
Если бы это была поездка туда и обратно, с подданными и дядюшкой Тином, я даже сочла бы, наверное, что мне выпало огромное счастье, как и всякому, кто читал про чудесные корабли.
Но вот на палубу вывалил Толстый Шъял в плаще и в парчовом дублете, его свиная рожа осклабилась, завидев меня, грузное тело вразвалку зашагало по трапу. «Пусть он провалится!» — взмолилась я, но ожидать, что железная лесенка проломится, было всё равно, что надеяться на ливень в погожий день.
Тем временем асикрит, покряхтывая от усталости, затащил сундук вместе с тележкой на палубу.
Когда Шъял подошёл, то поздоровался с консулом, а мне протянул руку ладонью вверх, ожидая, что поверх положу свою; той же жирной клешнёй он несколько дней назад ухватился за моё плечо, в Обеденном зале — но тогда была возможность убежать… сегодня — нет.
— Вам честь первая взойти, — пророкотала его пасть.
Я — сразу к Луан. Подруга кивнула. Но не улыбалась.
Так недоставало в эту минуту её улыбки!
— Когда мы вернёмся? — спросила я, избегая смотреть ему в глаза.
— Как решить князь! — ответствовал Толстый Шъял, потянувшись ко мне. — Что ж вы не брать? Вы отказаться?
Я ощутила, как напрягся консул, как взглянул безжалостным, львиным взглядом, в котором без слов читалось «если ты откажешься, пожалеешь!»
— Нет, — сглотнула я, чтобы подавить крик, и взяла Толстого Шъяла за руку. Его пятерня была большой и запотелой.
— Мудро вы решить! — прогундел он.
Стоило нечеловеческих стараний, чтобы отпустить плечо Луан и пойти с ним, когда Толстый Шъял подводил меня к трапу и ткнул в сторону палубы, щеря полугнилые зубы. Справляясь с дрожью, я стиснула локон правой рукой, и пока они шли, в отчаянье оборачивалась к подруге в немом вопросе «всё будет хорошо, да?», «ведь будет же?» — а спросить вслух при опекуне и варваре боялась: не поймут.
Луан, конечно, не умела читать по губам. Улыбнулась она только раз, когда я посмотрела на неё, до того, как оказаться у лесенки. Это был недолгий взлёт кончиков губ — или ей передалось моё мрачное настроение, или подруга тоже печалилась, что уезжает надолго в чужую страну.
С её волосами играл ветер.
Я взбежала на палубу, но мысль, что секунду назад была в шаге, чтобы упасть с огромной высоты на халцедоновую апсиду или в кишащее медузами море, подавила с трудом. Куда более волновал Толстый Шъял, поднимающийся по трапу, как улитка по дереву — не столкнуть ли его вниз?
На меня он пялился, как на райскую птицу, попавшую в его сети, а взвалившись, наконец, на стальной настил палубы, раздвинув на нём неповоротливые ноги, ещё и издал горловой звук, нечто среднее между усмешкой и вздохом. Ему ответил другой такой же звук, и увалень обхватил поручни.
Следом должна была пойти Луан, но консул, как только сделала шаг, схватил её за плечо и внаклонку зашептал ей на ухо. Целую минуту — достаточно долго, чтобы я покрылась мурашками. О чём они? Что он делает?
Лесенка сотряслась. Скрипнули рычаги, державшие её. Луан сделала шаг навстречу мне, но консул осыпал её негодованием. Заметив возмущённо скривившиеся губы подруги, я подалась вперёд.
Шъял преградил путь.
— Пропустите! — сорвалась на крик. — Луан!
— Служанка. — Кончики его губ врезались в пухлые щёки. — Это называется, служанка.
— Уйдите!
— В Вольмер у благородная будет много служанка.
— Не ваше дело!
— Тебе запретить брать её.
— Луан!
Стражники оттащили её, как докучливый мешок. Стоя с разбитой губой, покрасневший и ошеломлённый Силмаез испепелял её глазами.
Она ударила его? Глупая! Глупая!..
— Луан, стой!
— Чёртова дура! — крикнул он, перешибая потоки ветра, и мгновенно развернулся ко мне. — Ты поблагодаришь меня, Меланта. Обещаю, поблагодаришь! Не позволю какой-то суке портить твою жизнь!