То, что было мелодией кифары, стегнуло дребезжанием механизмов. То, что было танцующей Луан, переменилось в высокого человека с бородой и очками, надвинутыми на лоб, который суетился у стола с кнопками и рычажками под застеклённым окном. Я рванулась в сторону, но почувствовала удерживающие меня руки. Это был вовсе не прилив радости, меня держали варвары, а под боком, ухмыляясь, стоял Тисмерунн, какую-то секунду назад бывший мудрым и многоопытным Серджо.
— Я могу идти, гир Велебур? — справился он.
— Хшун, — проурчал Толстый Шъял. Сделав прощальный жест, менестрель хлопнул меня по предплечью (я еле устояла на ногах) и вышел через открытую дверь. Вздрагивая от шорохов, я отчаянно воскрешала видение про белые корабли. От запертого в помещении сквозняка познабливало. «Ещё немного побыть там. Ещё маленько, самую крошечку».
— Смотреть, Меланта, как тебе это? — простодушно спросил посол. Одна его рука лежала на плече суетящегося бородатого мужчины, другая безвольно повисла. В переднем окне багровел горизонт, солнце опускалось за горную гряду, и летающее судно шло ему наперерез, приспускаясь к земле. Я никогда не видела таких больших гор.
— Почему ты мне не отвечать? Ты потерять язык, пока бежать? — Он щёлкнул зубами. Комната, вся сделанная из железа, приводила на ум клетку для охотничьих псов. Если надеть ошейник на Шъяла, он вполне сошёл бы за прожорливого дога.
— Ну! — Толстый Шъял подошёл ко мне. — Что молчать? Сказать хотя бы, какой вдали красивый вид! — Его подбородок поплыл, дёрнувшись в сторону окна. — Или мне позвать музыкант, чтобы он поиграть?
«Ненавижу! Ненавижу!»
Меня трясло, как флюгер во время боры.
— Ты долго молчать? Я хотеть поговорить!
— А я не хотеть, — злобно передразнила я
— О, слава Солнцу! Девочка уметь говорить! — Толстый Шъял театрально поднял руки. Я рассчитывала, что он замолчит. Но это будто бы только разожгло его любопытство. — Почему ты хотеть сбежать?
Его брови шевельнулись. Глаза сузились и смотрели в упор.
— Верните меня домой, — приказала я. Лицо горело, и загорелось сильнее, когда в него рассмеялись:
— Меланта забыть про дом. Меланта помнить только о свадьба.
Как ты мне отвратителен. Ты пожалеешь обо всём, что сегодня было. Думаешь, я не найду способ?
— Вы не удержите меня. Ты… тыне удержишь.
— Так почему ты хотеть сбежать?
— Хочу домой. — Я кипела от злости и смущения. — Хочу к моей подруге. Вы ответите за неё!
— Подруга? О… подруга, ну да, та черноволосая служанка.
— Что — да? Что?!
— Вы не бояться. С ваша подруга, как я думать, всё в порядке.
Ты лжёшь. Ты даже не знаешь её имени.
— Я не… хм… быть в состоянии, так правильно?.. взять её на корабль.
— Вы лжец.
Видя, что он не испугался, я сконфуженно поникла. У меня текли слёзы, но текли уже достаточно долго, чтобы потихоньку я привыкала к этому ощущению.
— Я не быть хороший человек. — От его ухмылки осталась одна тень в складках щёк. — Но говорить правду. Взять на апрематаргабадунн служанка, которая подозреваться в поджоге вашего… как это… ипподрома, точно? Ипподрома… это означать очень плохой поступок, а я не любить совершать плохие поступки с хорошими друзьями. Ты понимать меня, девочка?
«Какой ты лживый!» — я и не хотела понимать. Если бы Луан заподозрили в поджоге, её или раньше схватили бы, или она бы поделилась, что её преследуют, со мной, потому что между нами не было секретов.
А так, это всё ложь.
— Она ничего не делала. Она мне как сестра.
— Я верить. Но гир Силмаез — не верить. Но вы не беспокоиться. Он не обвинить, а поберечься. И он считать, что эта Лаун делать вас слабее, чем вы должны быть.
Её зовут Луан! ЛУ-АН!
— Что я плохого сделала? — выплюнула я с нескрываемым отвращением. — Почему я должна лететь непонятно куда? Вы моё мнение спрашивали?
Толстый Шъял проигнорировал её слова. На непродолжительное время его взгляд привлёк мужчина с бородой, он что-то сказал на своём безликом наречии, и обернулся ко мне, весь крепкий, как закалённый в боях, со зловещими белыми радужками и золотыми зрачками.
Я испуганно заморгала.
— Его звать Ёнко, — представил его Шъял. — Он не говорить на твоём языке, но он умный и прекрасно владеть этим кораблём.
— Это что такое? — Я не слышала о людях с белыми глазами.
— Он сирт. Ты узнать о сиртах. Много-много чего.
Поглядев на меня минуты две, Ёнко вернулся к работе с кнопками. Толстый Шъял вёл себя, как его восхищённый поклонник.
— Их изобретательность не иметь себе равных, — послышалось из его уст.
— Ответьте на мой вопрос!
— Который? — Он выпятил подбородок. Вдруг спохватился и всхлопнул руками. — На первый? Какой же мы забывчивый! Ну да. Вы лететь не непонятно куда, а в страну Солнца, Вольмер, или на нашем языке Вольмерхунн. — Он толкнул Ёнко и обвёл пальцем поршень в основании двух маленьких рычажков. Сирт пожал плечами. Мне оставалось гадать, что это значит. Вскоре его лысеющая голова сделала движение ко мне. — Ваша свадьба с наш князь уже давно подготавливаться. Это неизбежно. Это судьба. Как говорить у нас, судьба есть солнечный луч в ночи, если он появляться, его ничто не остановить. — Его снова заинтересовал какой-то механизм в управлении летающим судном. Сирт реагировал с ворчанием, но видимо всё же показывал. Ёнко, как и я, скорее всего не имел выбора. «Но он человек, это точно. И он наверняка знает эту посудину». Насколько сильно он боится или ненавидит Толстого Шъяла?
— Есть ещё вопрос, Меланта?
— Да. — Я вытерла слёзы и выпрямилась так гордо, как могла. — Я могу идти?
Посол был явно разочарован. Мне понравилось.
— Иди, Меланта. Завтра ты прибыть в свой новый дом.
«Мой дом — Аргелайн», мысленно поспорила я и, круто развернувшись, буквально впечатала шагами свою ненависть в пол капитанского мостика. Так и вышла на свежий, сильно дурманящий воздух.
Отныне всенепременно за мною следовали два бугая. Бежать я бы не убежала, но Шъял любил подстраховаться. Они же и проводили меня до покоев на нижней палубе, где предстояло жить ещё ночь, а может и больше. Такие дела не могли не печалить, но у круглой железной двери я поклялась себе, что вернусь в Аргелайн — завтра, послезавтра, на неделе, через месяцы или годы. Если суждено стать этой княгиней, что ж, пусть так. Но все, кто хотел этого, однажды заплатят тем, что им дорого. «Прими решение или его примут за тебя», таковы последние слова Серджо. Добрую половину решений я пропустила. Но то решение, которое предстоит в будущем, не пропущу ни за что. «Мой дом — Аргелайн, а варвары — зло!»
Упиваясь необычайным подъёмом духа, я извлекла из сундука «Жизнь и правление Лилии Аквинтар, дочери Адриана I Дружелюбного» и, разлёгшись на кровати, стала его пролистывать в поисках зарисовок.
Нашла не то, что искала — как всегда… Не картинка, а текст отчего-то прочно запал в душу, как строчка из песни. Он был написан в середине истории, к тому времени прошло уже много событий:
Была цезарисса Лилия подобна всем дочерям своего народа, несгибаемая, она жила в доме Гибба Захрума, словно свободолюбивая лань, которая на исходе следующей весны уже обрела таинственное очарование, столь же опасное, сколь и манящее, и слухи о ней ходили по всему Варидейну от Бедных пещер до Красного Браслета. Нищие, простые люди, аристократы и жрецы говорили: когда в городе происходит нечто странное, знайте, гуляет рядом Лилия Аквинтар из дочерей эфиланского народа, избранного Единым, и цветы вокруг неё распускаются, мужчины сходят с ума, женщины с завистью бросаются в огонь, бедняки богатеют, придворные пауки плетут сети, и в них попадаются осы, желающие навредить Жемчужине Южного края.
«И ты попадёшься, Шъял» — пообещала я.
Коронованные небом
ДЭЙРАН
Как он и ожидал, кумпонарий потребовал ещё денег. Выяснилось, что достать сенаторские одежды не так уж просто, люди магистра переловили без счёту контрабандистов, остающиеся на свободе прячутся, у уличных торгашей не найдёшь и шёлковой туники, а известные портные шьют по специальным заказам Сената — словом, поиски грозили затянуться до завтрашнего дня, и одолеваемый предчувствием, что Аргелайн его не скоро отпустит, Дэйран уговорил Хионе остаться на ночлег.