— Тогда вы меня хорошо понимаете. — И задал вопрос, который долго планировал озвучить. — Вы сказали, что приехали издалека, сиятельные, и для чего же?
— Как и все, участвовать в заседании, — поднял глаза Эркос. — Выборы не проходят незаметно ни в столице, ни на севере.
— Впервые слышу, чтобы посылали представителей от Сегестума и от Ярлакума. — Однако, о многом за минувшее время он слышал впервые.
— На заседании мы будем представлять интересы Восточной Фарентии, — к нему подошла Феба Агро. Они преодолевали узкий проулок, лысая образина вздумала сэкономить время и пройти к торговым воротам коротким путём. Было тесно и воняло дешёвой рыбой. «Вернее, дешёвой воблой…». — Вы ведь знаете о Фарентии?
— Да, безусловно. Но никогда там не был, — наслышанный про холод и разгульство северных традиций, Магнус не сомневался, что ему нечего там делать. Когда в Альбонт приезжали гюнры или их далёкие родичи фарентийцы, не было недостатка в вестях, слухах и байках. — Это правда, что медведи залезают в дома и похищают невинных девушек?
— Нет, — скудно рассмеялся Эркос.
— Я всегда знал, что байки для дураков.
— Иногда они помогают.
— И чем же? — удивился Магнус.
— Без баек жизнь не интересна.
— Не знаю, на мой взгляд, в жизни достаточно лжи.
Трое полуголых рабов тащили над собой ящики, надзиратель подгонял их, хлестая по спине плёткой. Магнус со спутниками приникли к стене, пропуская их, Вобла заворчал что-то о плохой безопасности этого места.
— Что будет на заседании? — спросил Эркос.
— Полагаю, ничего хорошего.
Его ответ мог повиснуть в воздухе, когда они завернули на Рыбную Площадь, но Феба Агро своим низким голосом предотвратила такую возможность.
— Мы слышали о Люциусе Силмаезе и о магистре Сцеволе, — она ещё несколько раз обернулась, провожая надзирателя испепеляющим взглядом. — Кто они?
«Те, кому не стоит носить лавровый венок».
— Гай Сцевола — мой брат. Вы успеете с ним познакомиться. Хотя мой вам совет, сиятельные… не стоит. Нет более безумного человека, чем слуга закона.
— А Силмаез?
— Хитровыйная сволочь, — улыбка сама появилась на его губах.
— И за кого же нам голосовать? — спросила недоуменно Феба.
— Если от вас ничего не зависит, не голосуйте вовсе.
— Это неправильно, — возразил Эркос.
Магнус пожал плечами.
— Зато по-честному.
— Держитесь рядом! — грохнул Вобла. На Рыбной Площади толпился народ, и дворцовые стражи расталкивали людей, крича: «Пропустите трибуна! Пропустите во имя Амфиктионии!»
Повсеместно кружил послушный ропот, как в пчелином улье, если пасечник потрясёт его в межзимье, но проглоченные покупками эквиты очень неохотно уступали дорогу, чтобы не терять очередь и не жаться к торцам. Кто-то даже заехал в сенатора Эркоса палтусом, Феба кинулась выяснять кто, но Данбрен остановил её взмахом руки.
— А вы спрашивали, — поддел Магнус, — почему я такого мнения об Аргелайне! В Альбонте люди по праздникам сидят дома с жёнами и детьми…
— Нет, вы видели? — негодовала Феба.
— Наслаждайтесь. Если в афедроне вы, неважно, как глубоко.
— Скоро мы покинем это место, — сказал Эркос.
— Вы уже бывали здесь, Данбрен?
— Легион выучил меня ориентироваться.
— Тьфу! Не говорите «легион» в моём присутствии. — Преувеличенно красивое название для сброда.
— Почему?
— Это слово в Аргелайне не стоит ничего.
— Оно является для вас оскорбительным? — угадал Эркос.
— В той степени, в которой солдат исполняет приказы начальства.
— Понятно, — он протянул букву «я». Магнус не понял, упрёк это или особенность его выговора. — А приказы идут против совести?
— Они, как правило, всегда идут против совести.
Предчувствие северянина не обмануло его. Стена в два фрона, не меньше, отгораживающая Деловой квартал от Сенаторского, завершилась воротами, что в тесном соседстве с новенькими башнями из белого камня разваливались, как мёртвое тело в отстроенной гробнице.
Что-то в них было и от пещеры: точно корни изломана решетка, а пролёт — с широким размахом — как река грязи, поднятая не одной повозкой. Магнусу и это место было в радость — люди, проезжающие мимо, узнавали его, улыбались. Благодаря им, на кратчайший проблеск он ощутил некое подобие желания — желания преклониться перед Люциусом, чтобы защитить их от Закона. Но и сей проблеск безвозвратно потух.
— Вы сказали, против совести… как это? — вернулся к теме Эркос. — Против богов?
— Я не верю в богов.
— Что же тогда совесть?
Магнус выдохнул через губы.
— Отстаньте, меня не тянет философствовать.
— Меня тоже, — беззаботно ответил Данбрен.
Трибун нагнулся за камешком. Запустил его в Воблу. Камешек ударился о нагрудник лысого стража с глухим звуком.
— Эй, сиятельный, — зыкнул Магнус, — может через одеон? Так быстрее будет.
Вобла не обернулся.
— Как знаешь…
Эркос многозначительно прокашлялся:
— Ваш конвой неразговорчив.
— Это я, уважаемый Данбрен, и сам прекрасно вижу.
— Долго нам? — вышла из себя Феба.
— Вы сами видели, моя безопасность со мной не считается.
Её спутник заставил женщину остановиться. Он грозно зашептал ей на ухо, обветренные его губы шевелились упрекающе чётко. Затем Эркос указал на Магнуса, и той же рукой хлопнул её по спине с выражением братской любви на грустном лице. Очень странный жест — как будто имеешь дело с солдатами.
— Здесь, для того чтобы куда-то дойти, надо прежде всего идти, — свою не долетевшую до ушей Магнуса речь Эркос завершил громко. Они вновь сровнялись на дороге, и северянин распростёр руки в знак извинения:
— Мы не привыкли к большим городам.
— Заметно, — с улыбкой сказал Магнус. — Ну да, Ярлакум и Сегестум.
— Правда, далеко ли?
Трибун провёл рукой над плоской крышей, плывшей в утреннем тумане над парапетами маленьких домов.
— Нужное здание там, видите? Всего-ничего, мы выйдем на Триумфальный Путь, и как рукой подать до Сенатос Палациум. — Он предпочёл не говорить, что всем улыбалось протоптать чужие территории и, возможно, завтра один-другой горделивый фектон[1] подаст иск в суд за нарушение покоя.
А всё почему, дома прижимались и крышами, и огородами, скученно, как воробьи на ветке в зимнюю погоду. Нет чтобы пойти к одеону! Но настырной Воблой управлял приказ. И Магнус в очередной раз проникся ненавистью к приказам.
— Вы первый настоящий дворянин из тех, кого нам довелось видеть в Аквилании, — благодарность Эркоса разгладила морщины под нижними веками, но больше никаких выдающихся изменений, его физиономия была нечитаемой, как бумага с растёкшимися чернилами. — Но, прошу прощения за надоедливость, не могли бы вы выполнить ещё одну просьбу?
— Да пожалуйста. Валяйте.
— Мы потеряли свои бумаги по пути в Аргелайн.
— И что?
— Нас не пустят на заседание.
— Ах, вы об этом. — Магнус отмахнулся. — Да я проведу вас, не беспокойтесь. Хороших людей редко встретишь.
— О, это прекрасно. Что мы могли бы для вас сделать?
— Во-первых, мой вам совет, господа — не голосуйте. Во-вторых, я в общем-то ни в чём не нуждаюсь. Есть небольшое предложение.
— Деньги?
— А у вас их много? — рассмеялся Магнус. — Нет. Я собираюсь после заседания больше не возвращаться. Как смотрите, чтобы составить мне компанию? По пути в Альбонт могли бы о многом поговорить. И о совести, если хотите.
Они обменялись взглядами.
— Мы будем рады, — ответил Эркос.
— А если без обычных фраз?
— Если вам нравится запах выпивки, мы будем рады вдвойне.
— Ага… но вашей подруге эта мысль не нравится, верно? — С того момента, как он сказал «составить мне компанию», Феба Агро презрительно надула губы, и Магнус отнёс этот жест в свой адрес. «Не глупи, ты мне тоже не нравишься».
— У госпожи Агро, — объяснил Эркос, — стойкая неприязнь к Южной Эфилании. Это преходящая вещь.
— Не волнуйтесь, я родился в Восточной. — «Моим домом был и остаётся Кернизар, и его жемчужина — Альбонт».