— Вы не уйдёте, пока не признаете Нас своим диктатором!
Услышав эти слова, его сторонники-сенаторы тоже разделились во мнениях, одни присоединились к ликторам и жрецам, другие озлобились. Сцевола плевал равно на всех. Право сильного — вот единственное право, которому присягают народы.
Только горечь снедала его, состояние отчуждённости из-за того, что рядом не было младшего брата — но Магнус поплатится. Свой шанс он уже потерял, ему не держать Башню с истинным владыкой Амфиктионии, не для него начинается новый день. Но Сцевола позволит ему вернуться в Альбонт из последних капель любви к их общему детскому прошлому (и не ранее, как после отмены наложенного вето).
— Ты идёшь против Закона, Сцевола! — выступил Феликс. Сцевола обещал его наказать во вторую очередь, после Силмаеза. — Уйди, дождись результатов перерасчёта, заплати хозяину раба виру, и думаю, все сенаторы простят твоё временное помешательство!
— Феликс, безрукий ты глупец! — повысил тон Сцевола. Терять ему было нечего, предчувствие Сердца Богов зажглось, встречая его своим жаром. — Перерасчёт — это фикция, чтобы устранить неугодных кандидатов. Но Мы и есть Закон, отныне не будет повторных голосований и подложных голосов!
— Ты называешь меня безруким глупцом, когда у самого, при двух целых руках, нет мудрости.
— Да что говорить с ним! — выпалила Нинвара в зверином боевом запале. — Все всё слышали! — Она и её воинственная делегация вынули кинжалы, которые, как и Сцевола свой меч, они доселе прятали, потому что сенаторам воспрещалось носить оружие во время заседания. — Сбросим безумца с кафедры!
Сцевола дивился их лицемерию.
— И эти люди говорят Нам о нарушении Закона!
Призыв амхорийской правительницы сподвиг сенаторов занять её сторону. Сцевола попытался найти Феликса — желание убить его росло ежеминутно — но на прежнем месте его не было. Коварный сенехарист растворился одному ему известным способом.
Зато место рядом с Нинварой занял Силмаез — безоружный, как жертвенный барашек. Так умилительно было глядеть на него сверху-вниз, с высоты своего величия, и ждать, пока от слов враги перейдут к действию.
Боги благословили его сторону. Голоса ещё не услаждали его, однако Сцевола ощущал их присутствие, оно воодушевляло его, соком вдохновения разливалось по венам, заменяя кровь на амброзию, восполняя обиду неустрашимостью судьи перед вынесением приговора.
— Твоя светлость, если Чёрный Лев хочет получить консула, пусть забирает, — обратился к нему Хаарон, так зычно и оглушительно, чтобы услышали не только ушами, но и всем своим безбожным организмом. — Довольно ему этого поста, ибо змей никогда не взлетит. Ты же достоин бóльшего. Да признают они тебя, твоя светлость, их новым цезарем и грядущим Архикратором, Гаем I из рода Ульпиев!
В зале восприняли это как шутку.
Он заколебался.
— Мы… х-м… верно! Верно! Истинно так! — Но уверенность взяла своё. Богам нужен Избранный, он с честью возьмёт на себя ношу власти. — Что ж, Силмаез, что ж, Сенат, Боги ответили вам. В силу того, что Тиндарей умер, а Меланта выходит замуж за варвара, Аммолитовое Сердце Богов вакантно, никого, кто мог бы претендовать на него по кровному родству, не осталось. Но остались Мы — помазанник самих Богов, Избранный Четырьмя! И Мы берём его по праву избрания Всевышними, а пост консула, так уж и быть, оставим Львёнку!
Почти все сенаторы, что некогда его поддержали, его покинули, по их коллегам прошёл волнительный гул, сменяющийся кличем. Звучали призывы казнить его без правосудия, обвинения в узурпации власти при действующим монархе — не одна уже Нинвара Кинази точила зуб, но многие, и Силмаез возглавлял это сборище шакалов, которых Сцевола когда-то считал патрициями.
Но история всех рассудит. Те немногие, в том числе Марк Алессай и цензор Хогус Декастр, что остались с ним, в новой Амфиктионии займут ключевые посты.
Ибо право сильного — за ними.
— У нас есть Архикратор, и имя его — Аквинтар, не Ульпий! — раздался чей-то щенячий визг.
— И ты ещё смеешь говорить про богов! — вспылил Квинмарк Фалько. — Ты сам безбожник!
— Вы были когда-то разумным, — с глупой миной сказал простак Ллерон. — Сойдите с кафедры, пока не поздно!
— Уже поздно, — подвёл итог Силмаез. И это казалось единственным, в чём Сцевола мог бы согласиться с Львёнком. — Его преступление умрёт на подмостках! Как исполняющий обязанности консула Эфиланской Амфиктионии, я прошу всех, у кого осталась честь, поддержать меня и схватить узурпатора Сцеволу!
— Поддержим! — выкрикнула Нинвара. За ней повторила её делегация и другие сенаторы. — Вперёд! Вперёд!
Толпа надвинулась на кафедру. Некоторыми правил страх; Сцевола был уверен, что пара-тройка смертей отобьёт у Силмаеза как минимум с полсотни сторонников. Ему не хотелось убивать всех. Родственники убитых постараются ему отомстить, и чем меньше таких создаст ему проблем — тем лучше для нового мира.
Сенат из совещательного органа превратился в поле сражения. Когда на верхних ступенях завязалась драка, безоружные с виду сенаторы накинулись на ликторов так, что ценой смерти нескольких человек обзавелись их оружием. Сцевола повелел не щадить никого из нападавших. В отношении трусов он не ошибся — некоторые и правда дрогнули, и сгрудились около выхода, моля выпустить их и обещая уехать из Аргелайна, но Сцевола не мог позволить им выйти и позвать городскую когорту на подмогу. Без легионов, без своих наёмников и вооруженных рабов сенаторы — просто обычные смертные, а над смертными верховодит бог!
Амхорийцы напали на ликторов в лоб, справа рванулись сенаторы из Талаты и Кернизара, слева белторцы и скаваллонцы, сзади — гюнры, варварски злые и так же варварски свирепые, с ними шли и степняки-мозиатцы, не боявшиеся фасций. Все делегации накинулись на ликторов, но те успешно отражали атаки; обагрялись белоснежные, как лилии, сенаторские одежды, вытьё и страдания накрывали проклятья. Хаарон улыбался. Сцевола снимал тогу. Жрецы пели. Вознеслись воскурения. Кровь мертвецов будто окрасила дымчатые полосы света в красно-розовые оттенки.
Пособники Нинвары разодрали тоги и вклинились в порядок ликторов. Их кинжалы со змеиной хитростью находили доступ к самым незащищённым местам противника. Несколько голубокожих мерзавцев проникло на кафедру, Сцевола к тому времени остался в одной тунике, ему понадобилась вся быстрота движений, чтобы успевать отражать атаки проворных амхорийцев.
В образовавшуюся брешь влетела и сама Кинази.
— Сбросьте их! За Богов, за Богов! — вдохновлял Хаарон.
Ликторы, заделав брешь двумя людьми, сошли на ступень ниже. Сенаторы отпрянули. Были те, кто оступился, наступив на складки своей же тоги. Сцевола обменивался ударами с амхорийцами. Пали замертво два жреца, до Хаарона не добрались, верховного авгура хранили Боги, как и Сцеволу, танцующего с молниями амхорийских атак. Он поразил одного в пах. Другой женщине отрубил голову. Третьего лишил руки и заставил корчиться в муках. Дым, поглощаемый им, одурманивал и делал его сильнее, Сцевола не заботился о жизни — ведь его жизнь принадлежала Богам.
К нему подступила Нинвара Кинази. На её шее звякнуло ожерелье из костей.
Лезвия схлестнулись. Чужие крики заглушил рокотавший в груди барабан сердца. Меч Сцеволы едва сдерживал натиск её кинжалов. Грязнокровка кружила вокруг него, как оса. Возможно, она бы и победила Сцеволу, но шаровая молния, созданная волхвованием Хаарона, спалила её в пепел и едва не коснулась самого магистра.
«Увы, увы, потеряна Терруда!» — Сцевола отпнул от себя обожженное тело. Число нападающих значительно уменьшилось. Ещё часть трусов бросила затею воспрепятствовать новому властелину. Люди гибли, ликторы уставали, сенаторы не отступали. Квинмарк Фалько — Сцевола ждал от него героических подвигов, свойственных военачальникам — призвал сплотиться вокруг себя. Оружием служило всё, что угодно, включая книги, стилосы, перья, палки для курения, брошенные кинжалы, фасции и мечи. Ликторы тоже оступались, падали, их забивали, у них отбирали оружие.