Я медленно спустилась на кровать.
— Ваш князь меня встретит?
— Есть две вещи, которые ты должна знать наизусть, — сказал Тисмерунн. — На нашем языке слово «князь» будет дерр. Это слово равносильно вашему «Архикратор», поэтому будет правильно, если ты отдашь ему честь в такой форме. Только не говори дерр Арбалотдор, это чушь… то, что ты называешь титулом, у нас всегда привязано к фамилии, поэтому дерр Ѯрехдовор[1].
— Варварство, — равнодушно ответила я.
— Но ты же хочешь себя выставить в хорошем свете, правильно? Должна примерно представлять, что делать.
— И что дальше?..
— Во-вторых, перед встречей с дерром Ѯрехдовором тебя отправят в Солнечный Зал. В нём ты пройдёшь очищение лучами нашего Божества, — в его полуулыбке было что-то скромно-набожное и мечтательное. — Тебе ритуал покажется скучным бездействием, но его все гости Вольмера проходят! Займёт это какое-то время, и тебя проведут на встречу с женихом. Может даже я составлю компанию.
— Не говори так.
— Как? Про жениха? Про меня?
— И то, и другое, — я уложила волосы на шею.
— Согласен, приятного мало.
— Долго я буду в Вольмере?
Он вздохнул так печально, как если бы не насмехался надо мной.
— Об этом и о многом другом ты узнаешь у дерра Ѯрехдовора, — он причмокнул губами, после того зашёл в коридор и на варварском языке позвал кого-то. Подошли женщины. Молодые, как ни странно. Одна из них держала платье на локте. Он указал на меня — женщины, повернувшись, посмотрели на меня взглядом оценивающего новёхонький камень скульптора. Тисмерунн дал по кошельку каждой и по-эфилански поклонился мне:
— Оденься, солнышко. Они помогут сменить эти тряпки. А мне пора, я передам гир Велебуру, что наша загорная цезарисса в добром здравии. И не опаздывай, ведь впереди новая жизнь!
Его смех и он сам — ушли. Я осмотрела надетое на меня платье, местами рваное и грязное, и неохотно согласилась, что в таком виде появиться перед дерром Ѯрехдовором не могу.
Всю работу сделали эти женщины. Продевая меня в исподнее, наряжая в рубашечку, поверх налагая красную шубку с отсутствующими рукавами, они болтали без умолку, галдели, как воробьи. Мою внешность обсуждают, да?.. Волосы мои вымыли в растворе с разящим луковым духом, подвязали их ленточкой. Глаза подвели зелёным.
Завершающим штрихом были бархатные чёрные башмачки.
К моменту прихода трёх варваров во главе с Толстым Шъялом, внешне я была полностью готова — внутри тем временем сжимались плохие предчувствия.
Свою книжку про Лилию Аквинтар я захватила с собой.
— Прекрасна, вы прекрасна! — бухнул жирдяй. — Ступаем.
Летающий корабль накренился. Затрещали механизмы в стенах, зажглась сеть огоньков, которые раньше только мигали. Мне помогли выйти на палубу и удержать равновесие. Из труб вырывался пар, судно окутал ветер, а Тисмерунн как ни в чем не бывало музицировал, сидя на жестяных ящиках, обвитых канатами.
Они облетели отрог, врезающийся в лесной массив, словно топор в дерево, и, подлетая к каменной площадке на скале высоко-высоко над землёй, дали сигнал зеркалами. Огромное выщербленное в горе солнце встретило их, плавно снижающих свою скорость; на причале — размером, по сравнению с которым Шъял казался жуком, затерявшимся в пустошах — искрился вечный снег.
Дышалось свежо, но мороз забирался под одежду. Вид, захватывающий дух, на время отвлекал, в считанные секунды медвежастый корабль начал опускаться, и меня обложило паром со всех сторон. Трубадур запел, варвары заухали, заскоморошили, подпевая ему. С причала откликнулись колокольчики.
— Это так… волни… тельно! — прожевал Толстый Шъял.
Как громоздкое насекомое из сказок, корабль осел на площадку с шумом и треском, его шар устремлялся к вырубленному солнцу и, словно пропадая кончиком в воздухе, не доставал покатых отшлифованных глыб — настолько размашистым был причал.
Тисмерунн закончил музицировать, когда к борту летающего судна поднесли сходни.
Возвращаясь на землю, я прижимала книжку к груди, старалась не оборачиваться на Шъяла и думала о том, как быть с правителем Вольмера, что говорить ему, а что лучше держать при себе. Холод быстро добрался опять, я уже вытирала нос, когда мы с послом, трубадуром и другими варварами вошли под укрытие скалистого козыря над входом внутрь горы.
Он был хитроумнее Орлиных дверей в Обеденном зале. Я заинтересованно следила, как поворачивается более маленькое солнце, отпуская свои лучи, и, сделав круг, иссекается на две оранжевые половины, как апельсин. Вот я вхожу в просторный зал с каменными колоннами и витражным окуляром на потолке. В пределах падающего света поставлены ложа. Когда зашла — хитрые двери объединяются с усталым надтреснутым шорканьем.
Я насчитала семь ложей по количеству цветов радуги. Меня подвели к синему — тому, что смотрело на две лестницы, это был единственный путь за вычетом главного входа, и я предположила, что потом поведут на одну из них.
Переговорив с Тисмерунном, Шъял дал распоряжения:
— За круг не уходить. Кровать не покидать. Ждать, пока не прийти сопроводитель. Ясно?
— Да, — сказала я.
— Точно? — спросил Тисмерунн.
— Не ясно зачем.
— Солнышко, давай подсоблю. — Попросив подержать лютню, трубадур помог мне снять шубку. «Не знаю, о чём ты думаешь, но этой любезностью я уже сыта», думала я. Инструмент был тяжёлым, и я предпочла поскорее его вернуть. Осталась в длинной рубашечке, стянутой на талии. — Чтобы не было жарко!
— Сколько это займёт времени? — спросила я.
— Не больше часа.
— А как узнаю, что прошёл час?
— Никак. Солнечные часы в Вольмере считаются кощунством, поэтому учись воспринимать течение времени интуицией. Пока ты здесь лежишь, мы объявим дерру Ѯрехдовору, что его невеста прибыла.
Я легла. Что значит воспринимать время интуицией? Не могут же они жить без отсчёта суток, астрономии и календаря.
— А вы, ерхорунна[2], чего ждете?
На красном ложе возлежала какая-то женщина. Она была жилистой, худосочной, как прутик, но выше меня на две головы, с очень длинными пепельными волосами и желтоватой кожей. На вопрос Тисмерунна она повернулась, и вдруг я ахнула от удивления. Железная маска наполовину укрывала её лицо.
— Того же, что и она, — сказала гостья скрипучим и к тому же сонным голосом. — Мне поручено попасть к дерру Ѯрехдовору.
— Кто вас послать? — вмешался Толстый Шъял.
— Формовщик, — ответила она. И добавила что-то на языке вольмержцев. Шъял вытаращил глазки. Приосанился.
— Встреча не заставить вас ждать. — Развернулся на носках и вместе с Тисмерунном они пошли наверх. Остальные варвары спускались вниз.
Я и таинственная незнакомка остались вдвоём.
— Тебя зовут Меланта, верно ли? — спросила вскоре она, приподнявшись на локтях. Её искусственный глаз мерцал. Её настоящий глаз с белой радужкой, как у Ёнко, был прищурен.
— Вы из Амфиктионии?
— Я не принадлежу ни одному государству.
— Это же не значит, что у вас нет дома, — смутилась я.
— Дом у меня есть.
— Так откуда вы? — Неприлично было допрашивать незнакомых людей, но и сдерживаться трудно. «Вдруг эта странная женщина в курсе, что сейчас в Аргелайне?» — Вы так хорошо говорите на эфиллике.
— Меня произвели в Нарт-Юно. Это… далеко. Что касается эфиллики, я идеально говорю на пяти языках и хуже на трёх. — Её губа растянулась в неполной улыбке. — Ты мне не веришь?
— Не бывает так. Чтоб идеально.
— Но я умею и то, что не снилось сенехаристам твоей Амфиктионии. За эти способности я заплатила дорогую цену, — она провела рукой по щеке. — Но оно стоило того.
Тайком изучая её, я открыла, что маска эта вовсе не была маской в строгом смысле слова, а естественной частью лица, вросшей в кожу, словно ноготь в палец.
— Можно спросить… это как-то связано с вашим, ну, лицом?
— Когда-нибудь ты поймёшь.
Я и не спорила.