— Ты и сам не знаешь как.
— Да, ситуация пренеприятная! — Тоже вставая, трибун, однако, утратил ориентацию и чуть не навернулся. Вокруг всё шло ходуном, плясали искорки, как после недельной попойки.
Он вцепился в решётку и засмеялся.
— Выпить бы!
— Каждому своё, — ответил Дэйран. Его серьёзная физиономия и в состоянии расплывчатой видимости наводила тоску.
— И не опоздать бы: меня ждут девочки! — «Тюрьма, к тому же, вредит репутации». Он дёрнул решётку, решётка загрохотала, грохот вылетел в коридор, а в коридоре его поймало эхо. — Думаешь, я не выйду? Выйду! Вопрос времени.
— Угу.
— А ты что? — Магнус помассировал веки. — Тебя кто-нибудь ждёт на острове?
— Братья, — ответил он и склонил голову. — Друзья.
— Хорошо, когда братья ждут братьев!
Дэйран подошёл к решётке.
— Спасибо за помощь. Мы сделали, что хотели.
— Ах, как твоя подруга съездила по челюсти тому фециальчику! Кстати, как она?
Магнус, конечно, был против насилия, но кто-то должен был указать жрецам их «сакральное» место.
— Она с тобой не хочет общаться, если ты об этом.
— Ей язык отрезали? — улыбнулся Магнус. Полоски тёмных бровей на сером от сумрака лице Дэйрана сомкнулись, бо`льшего трибун не увидел. — Да ладно, я из чистой заботы.
Неприветливости это не поубавило.
— Как ты можешь служить им? — спросил воин.
— Кому — им? Я служу народу, — ответил трибун, не уяснив вопрос.
— Но успеха ты не добился.
— Что? Успеха?
— Людей сжигают на кострах.
Магнус обоченился на решётку.
— Костры уже потухли, приятель. В нашу эпоху распинают на колёсах, если тебе интересно, а трупы гниют живьём.
— Плебеев, не так ли? И что ты делаешь?
— Подожди, а что я могу сделать? — «Ты не представляешь себе современную жизнь в Аргелайне» — Спасти невиновного, тяжело, но возможно, помочь семьям казнённых, препятствовать чужой агрессии, это в моих силах. Но освободить плебеев — как? Не удалось ни одному из моих предшественников, хотя подозреваю, некоторые и пытались выступать с речами, да не помогло им. Или у твоих богов есть какая-то штуковина, которая позволяет манипулировать чужим разумом?
Дэйран кивнул, словно соглашаясь.
— На нашем острове есть старая легенда, — забавно, Магнус не заметил, чтобы он оскорбился или напрягся, — что люди и есть те самые боги, которым они поклоняются. Вы были рождены как боги, но только Богом вам не стать.
— Никогда не слышал такой легенды.
— Людей поработили призраки идей и вещей, но они всегда были и остаются свободными, они так устроены, — он водил рукой по прутьям, словно подыскивая правильный образ. — Как? Трибун не знает этой легенды? Или он считает, что обойдётся одними фактами? — Стрельнул глазами в Магнуса. — В мире материи воистину нет ничего, что оправдало бы свободу людей.
— Я бы освободил всех, кого мог. Но система устроена так, что дёрнув за ниточку, ты неизбежно порвёшь чей-нибудь дорогой ковёр. Дёрнуть и остаться безнаказанным может только Архикратор. Где он? Знать бы!
— А ты дёрни, — сказал Дэйран. — И будь что будет.
— Мне стоило усилий наложить вето и унять и без того неуёмные амбиции старшего брата, — пояснил, как можно сдержаннее, Магнус. — Стал бы он диктатором, вы бы уже висели на колёсах вниз головой, ах да, можете не благодарить.
— Ты просто играешь в политику.
— Я меньше всего люблю политику, чтоб ты знал.
— Не ты говорил: не голосуйте, если можете? — Зазвенели и натянулись цепи. — Сам небось проголосовал?
— Дружище, я долго выбирал между меньшим и большим злом.
— Твоё вето, это табличка, которую легко разбить. Ты не совершил зла, — как будто сочувствовал Дэйран, — ты ничего не совершил. Твой народ изнывает потому, что Аврелий отказался от жизни в согласии с природой, с Единым. Сенаторы больше не «отцы», они осиротевшие дети. Что же, облака растут, народный трибун. Они вырастут, жди грозы.
— О, так ты опять о вере, — протянул Магнус.
— А о чём же ещё?
Трибун залился смехом.
— Я читал о ваших «подвигах», — сказал он. — Об агентах, которые служили Архикраторам, расправлялись с их личными врагами, преследовали иноверцев, просто потому, что они верили на трёх богов больше, чем вы. Ваш орден тоже инструмент политики. Как и всё в этом мире!
— Не говори того, чего не знаешь, — всякий раз, когда казалось, что Дэйран с минуты на минуту забьёт цепями и швырнет в него ворох оскорблений, он показывал выдержку. Расшевелить его гнев, как оказалось, было весьма трудно. — Орден совершил много ошибок, за все ошибки мы пятнадцать долгих лет расплачиваемся. Мы без рода, без имени и без семьи. Вы называете нас островитянами, но даже на острове мы временно гостящие изгнанники. Ежегодно хороним собратьев по вере… а скольких друзей похоронил ты, Ульпий?
«Это уже слишком!»
— Плебеи благодарят меня, — огрызнулся Магнус.
— Я плебей, сын плебея, — Дэйран отошёл вглубь камеры, как заноза заходит глубже в кожу, причиняя не смертельную, но жгучую боль. — За что мне тебя благодарить?
Его кровь вскипела от злости. Магнус, смекнувший, какое направление принимает разговор, почёл за лучшее не продолжать, хотя его и переполняла уверенность, а эмоции требовали осушить себя, выплеснуть их, как воду из тонущей лодки. Как так?! В нём посмели сомневаться! И это после того, что он сделал и сколько отдал! Он, возможно, пожертвовал братской любовью ради плебеев, сел в тюрьму… и сейчас один из них не только не выказал уважения, но и осудил его!
Магнус мог простить, но никак не мог понять.
С психу он разбил об стену и тарелку, запоздало спохватившись, что ему вообще-то приготовили вкусную куриную грудку, и она имела шансы стать его единственным ужином на сегодня — если бы не досталась соломе, осколкам и крысам. Обречённый перенести и это, Магнус вконец потерял бодрость, когда вдруг услышал шаги по коридору. Будто эхо грохота, пущенного решёткой, столкнулось с тупиком и понеслось обратно.
Цепи загремели. Дэйран тоже обеспокоился. Шли, как вариант, за ним, но Магнус не исключал и того, что ликторы заявятся по его душу — или Руфио придумал новые насмешки, или сам Сцевола вот-вот посетит своего любимого (любимого ли?) младшего брата.
К его небывалому удивлению в коридоре этой сырой, провонявшей испражнениями темнице нарисовался светлый лик Гиацинта.
— Ги! Неужто ты! — возликовал Магнус. — Как ты меня нашёл?
Но он был не один. Вопрос отпал, стоило появиться подтянутому официозному господину в вымеленной сенаторской тоге с бежевой туникой и яркими глазами разного цвета.
— Денелон, — трибун ожидал прихвостня Сцеволы, а прихвостня Силмаеза — вот уж совсем нет.
Глаза его блестели вовсе не потому, что манерный глава судебной системы подвёл их косметикой. Присмотревшись, Магнус почуял недоброе: капли пота устилали его лицо, как после длительного забега, видимо Денелон спешил неприемлемо быстро для почтенного аристократа.
— Избавьте меня от комментариев. — На его запястье, удерживаемая пальцами, висела связка ключей. — Пожалуйста.
— Патрон, они идут за вами. Они убьют вас, — сказал, стуча зубами от страха, Ги. — Я, когда узнал, что случилось, не поверил!
Магнус взглянул на Денелона.
— О чём это он?
— Обстоятельства непреодолимой силы, — туманно объяснил квестор, нервно ощупывая ключи. — Слушай внимательно. Совершено массовое убийство. Сенатос Палациум оккупирован ликторами. Были нарушены все законы. Легат временно взял управление Сенатом и стягивает войска в Базилику. — Денелон тараторил с таким обилием канцелярщины, что трибуну едва удавалось выделять смысл. — Преступник готовил преступление заранее. В конце концов он покусился на корону. Итак, я поясню, что надо сделать. Ты сделаешь. Понятно?
— Постой, как так? Ликторы? Войска? Что там наверху?
— Его Светлость, — и это звание Денелон выдавил по меньшей мере с неприязнью, — осуществил резню в зале сенаторов.
— Он убил раба, — кивнул, замлев от ужаса, Магнус.
— Меньшее из его правонарушений.