— Самбюк! Какое древнее прошлое вы мне напомнили! Вы тогда были прямо помешаны на этом театре. Даже одно время собирались уехать с ними. Нет, я ошибаюсь, вам просто хотелось уехать; уехать куда глаза глядят. Помните? Я была в восторге от этого бегства. Впрочем, вы всегда меня удивляли. Я восхищалась вашей экспансивностью, вашими выдумками. Ваш голос приводил меня в трепет, когда мы играли драмы. Я знала, что вы станете удивительным человеком. Только не знала кем: может быть, великим актером. Вот-вот, великим актером.
— Да, — важно сказал Андре. — Я припоминаю.
— Теперь-то вы можете мне сказать. Куда вы тогда собирались уехать?
— Не знаю.
Неожиданно воодушевившись, так, что лицо его от прилива эмоций раскраснелось, он продолжал:
— То есть знаю. Но вы не сможете меня понять. Это уже тогда было что-то вроде нетерпения и усталости. Вам это неведомо. Желание все начать сначала, быть другим и на другом месте. Да! Оставить едва обжитое место, бросить наполовину прочитанную книгу, бежать.
— По-видимому, вас еще и сейчас следует иногда бранить, — проговорила Берта серьезным тоном, каким она в былые времена разговаривала с Андре, когда тот восхищался ее житейской мудростью. — Вы верите в прекрасные сюрпризы судьбы. Но жизнь ведь течет по более спокойному руслу, и в один прекрасный день вы вдруг обнаружите, что потеряли попусту несколько лет.
Берта поставила чашку на круглый столик возле стула, с которого Андре только что вскочил. Он сел, но тут же снова встал, не находя себе места от жары в квартире, и, раскрасневшийся, продолжал скороговоркой:
— Вот вы все благоразумная. Вы всегда отличались благоразумием. Но нужно беречь мудрость на черный день. Жизнь ведь довольно нелепа. Она разочаровывает тех, кто хочет все предусмотреть и все заранее вычислить. И порой вознаграждает как придется того, кто подвергал себя ненужному риску, или того, кто плыл по течению, ни о чем не заботясь. Никогда не знаешь, кто на самом деле бежит впереди, а кто отстает.
Андре подошел к Берте и поглядел на нее с серьезным выражением на разрумянившемся лице.
— Вот вы полагаете, что я ленив. Но что-то во мне делает свое дело. Я чувствую, как мое будущее подспудно организуется в сферах, мне пока еще недоступных. Я определяю свою судьбу по тайным ее движениям. Вы считаете меня достойным жалости? Вы ожидали от меня большего? Вы думаете: «Вот передо мной бедный юноша, который губит себя». Так вот! Я вам отвечу: «Запомните этот день и эту минуту. Сейчас пять часов. Посмотрите на эту голубую подушку: она закрепит наши воспоминания. Запомните, что я говорю вам перед этой голубой подушкой: „Однажды я вас удивлю!“».
— Нет, Андре! Вы меня не разочаровали. Я восхищена вами! — воскликнула Берта, глядя на него с легкой, немного иронической улыбкой и мечтательным выражением, от которого в уголках ее глаз появились маленькие морщинки. — Вы молоды! Уверяю вас, быть молодым — это великолепно!.. Оставайтесь с нами ужинать: Альбер будет рад видеть вас, — добавила Берта, когда Андре встал.
— Я лучше зайду в следующий раз.
— Ну так приходите поскорее, и в следующий раз отужинаете с нами. Мы поговорим о вашей квартире; нужно, чтобы она была хорошей. Я посоветую вам что-нибудь. У меня есть весьма ценные идеи.
* * *Стоя рядом с Андре в маленьком лифте, Берта сказала:
— Я нашла вам обои для гостиной. Их должны были принести сегодня утром.
— Мне кажется, я трачу слишком много.
— Ваш отец дает вам четыре тысячи франков. Вы израсходуете вдвое больше. Он будет очень доволен. Он хочет, чтобы вы хорошо устроились. Он вас балует. Вас всегда баловали! — сказала она, стуча в дверь квартиры кончиком зонта.
Маляр, насвистывавший за дверью, открыл им, и Берта подошла к окну, на котором еще не было никаких штор.
— Слишком открытый вид, — заметил Андре. — Слишком много света. Чувствуешь себя так, словно тебя вытащили наружу и отдали на растерзание пространству; такое ощущение, что ты не дома.
— Погодите. Здесь не хватает обоев, мебели, — возразила Берта, проходя по гулким комнатам и рассматривая квартиру словно в первый раз, хотя она приходила сюда ежедневно.
— Вот мои обои, — сказала она, приподнимая подол юбки, чтобы войти в кухню, заваленную штукатурным мусором.
Андре приколол конец рулона к стене в гостиной.
— Мило, не правда ли? — спросила Берта.
Она отступила на несколько шагов назад, не отрывая взгляда от обоев, затем поискала глазами стул в пустой комнате. Андре нашел за приставной лестницей табуретку, смахнул перчатками с нее пыль и поставил ее перед Бертой.